Анника сидела на потертом диване, вытянув длинные, неимоверно длинные ноги в каких-то необычайных колготках и, отставив мизинчик, прихлебывала кофе из чашки. Кофе с корицей. Первым делом Анника сообщила, что больше всего у эльфов ей не хватало как раз кофе с корицей. Затем Анника рассказала, что бабы у эльфов холодные, как лягушки, а мужики, напротив, очень даже горячие, и что все эти горячие мужики ее, за семь-то лет… Но она не жалуется. Она очень довольна. Потому что они давали ей все, все… И, поглядев на Аннику, Изольда как-то сразу поняла, что эльфы и вправду давали ей все, все, потому что вид у Анники был… да, пожалуй, сытый. Очень сытый, как у холеной кошки, которую хозяин каждое утро вычесывает щеткой во избежание колтунов. Так подумала Изольда, накручивая на палец жесткую смоляную прядь. Про лак она уже забыла. Анника следила за пальцем и прядью, а затем сказала, что организует агентство. Что у нее есть спонсоры. Что это очень хорошая работа, а прикрытие простое, как всегда: по документам девушки как бы поедут в Канаду, потому что в Канаде очень ценят ирландских нянь и домработниц. Отличное дело. Семь лет и ты в шоколаде. Она позаботится обо всех. И в первую очередь об Изольде. Изольда молчала, накручивая на палец жесткую смоляную прядь, и думала почему-то не о горячих эльфах, а о Кэтти, лежащей на кладбище в сырой и черной земле.
Агентство появилось через два месяца. Записалось ровно двести девятнадцать девушек от двадцати двух до тридцати пяти лет. Изольда не записалась.
Тридцать первого октября, ровно в шесть часов вечера, Анника отперла ключом заднюю дверь агентства. Через дверь прошли ровно двести девятнадцать девушек в возрасте от двадцати двух до тридцати пяти лет, и больше их никто никогда не видел. Анника закрыла дверь, аккуратно провернула ключ в замке, вернулась в офис, пропустила все документы через шредер, вытащила из ящика стола кроличью лапку и початую бутылку джина и покинула здание навсегда.
Кроличью лапку и бутылку она оставила у двери квартиры, которую они когда-то снимали впятером, а теперь снимала одна Изольда. Анника некоторое время стояла под холодной лестницей, принюхиваясь к запахам лака, плесени и протухшего сыра, нестиранных чулок и человеческого жилья. Затем она ушла в ночь.
Моросило.
На перекрестке Аннику уже ждала длинная бледная машина с тонированными стеклами и шестью дверцами вместо четырех.
