Мы с тобой ничего не обещали друг другу. Наоборот, казалось, что понимают оба: счастья нам не видать, но это будет потом, когда-нибудь, может быть… А сейчас счастье есть. Его можно пощупать: шершавые штаны, где стремительно твердеет, мягкая футболка, прикрывающая нескромную мою ладонь, а… а дальше я не дотянусь. Час пик. Мы спрессованы и рассортированы. Мироздание швырнуло нас с тобой в этот автобус; я стою, прижимаясь своими ягодицами к твоим бедрам, держусь за руки, которыми ты обхватываешь меня сзади за талию и чуть выше. Легкое красно-зеленое в клеточку платье облипает тело, очерчивая все его изгибы. Широкая сухая ладонь накрывает грудь, и я вздрагиваю. По низу живота протекает истома, на нее откликаются соски, твердея до мужского естества.
Вторая ладонь скользит вниз, ныряя под подол, медленно, будто ленивый извозчик, ползет по ноге, все вверх и вверх; кажется, никогда не достигнет цели, отчего выть хочется, но я лишь закусываю губу и закатываю глаза.
Желание, вырывающееся от готового разорвать штаны, сбивает с ног, и устоять можно лишь из-за крепких рук и отсутствия места для падений. Ноги все же норовят подогнуться, притвориться, будто они из сахарной ваты, и тают, тают от огня чресел. Наконец проклятый ямщик добирается до цели и удивленно замирает: никаких преград, ни в форме кружев, ни даже в форме тонкой ниточки, так популярной у дам современности. Его тут ждут.
То ли вздох, то ли всхлип раздается над ухом, и обе ладони сжимают то, что давеча лишь ласкали. Этого уже не скрыть, но айпадно-ридеровая масса колышется в такт несущему ее железному механизму, не вбирая в зону внимания двоих несчастных, потеющих и стонущих вроде как от скуки, как и остальные.
Ладони твоей плевать на все. Зад платья задран, лишь немного красно-зеленых клеток прикрывают фасадную гордость. Я скольжу ягодицами, ощущая шершавое; пуговица, прохладная, металлическая, трется о них, а ладонь стремится изменить фасон платья, сделав его декольте. Будто сама собой молния расстегивается, и во время резкого торможения упругое упирается. Вскрики – несчастные выронили айпады, водитель дергает снова, будто не ты, а он пытается освободиться от оков бессмысленной одежды, в салоне снова охают, и в этом едином возгласе тонет мой нутряной стон невыносимого желания, обдирающего до костей.
Мелкая судорога, как рябь, пробегает по телу, сок щедро орошает твою руку, истома накрывает ватным одеялом с головой, что передается и тебе. И вот уже спина выгибается навстречу еще непонятно чему, но уже понятно – и ты входишь резко, в такт рывков автобуса – или это тот движется в твоем такте? – и волны удовольствия, смешанные с экстазом, проходят сквозь, одна за другой, и каждая следующая сильнее. Тела становятся сплошными проводниками, и… разве нас двое? Нет, мы – это одно существо, вне трех измерений, вне человеческих пересудов, вне оценок и вне категорий. Удовольствие полноты бытия, удовольствие наполненности – кто заметит, что в автобусе только что родился Бог?
