Однажды в субботу, в конце весны, Алекса, идя по городу, услышал сербскую песню:
Там, далеко, у моря,
Стоит село моё родное…
Прохожие удивлённо смотрели на юношу, сорвавшегося с места и побежавшего в том направлении, откуда доносилась песня. Вскоре он оказался перед зданием, которое когда-то было школой, и во дворе увидел солдат, которые пели и разговаривали друг с другом на родном языке Алексы. Алекса крикнул им:
— Кто вы, добрые люди?
— Сербы, добровольцы, солдаты, — ответили ему они. — Разве ты ещё в плену?
Тут в дверях появился офицер и, удивлённый, остановился. Увидев его, Алекса помедлил мгновение, а потом побежал к нему со словами:
— Пайо, старый друг, и ты здесь!
Ходжич (это был он) пожал руку Алексы, уклонившись от объятий, и сказал:
— Ты жив, Олеко, чёрт тебя побери?!
Ходжич объяснил Алексе, весьма удивлённому подобной встречей, что это один из многих сербских добровольческих отрядов, которые плечом к плечу с русскими братьями борются против немецких и турецких захватчиков, что они здесь ожидают коней, которые будут реквизированы у крестьян, и что он счастлив видеть Алексу, которого уже и не чаял видеть в живых.
— Я сегодня же всё улажу, — сказал Ходжич. — Ты знаешь, я офицер. Закончил школу. Завтра придёшь и станешь добровольцем. Только смотри, уважай старших, — полушутливо, полусерьёзно добавил Ходжич. — Простись со своей подругой, если она у тебя есть. Теперь ты свободен, можешь даже венчаться, если у тебя не все дома.
Ходжич повернулся и ушёл, не попрощавшись.
При последних словах Ходжича сердце Алексы переполнилось радостью. Ещё немного поговорив с солдатами, он вернулся на хутор. Весть о его отъезде расстроила семью Карпенко. Старуха даже заголосила:
— Мой Олеко, Ванюшка мой, соколики мои, красавцы мои! На кого же вы меня покинули!
Старый Остап сначала закричал на старуху, словно это она была виновата в том, что Алекса уезжает, а потом и сам расплакался. Крестьяне, услышав горестные крики, подумали, что с фронта пришла плохая весть, и стали собираться в дом Карпенко. Видя, что старики плачут, женщины тоже заплакали. Мужчины говорили:
— Вот и до нас добрались. Завтра коней будут забирать для сербских добровольцев.
