Тимофей проучился дома три года. К нему приходили, сменяя друг друга, два преподавателя. Один был молодой человек, только что закончивший пединститут и собиравшийся, так же как и Кора в своё время, специализироваться на работе с «не такими» детьми. Другой, наоборот, уже пенсионер, педагог со стажем, всю жизнь проработавший в обычной школе в одном из спальных районов Москвы. И конечно, Кора, которая играла главную роль в этом объединившемся в борьбе за мальчика братстве учителей.
Галя два раза в неделю водила его на плавание, которое он обожал, и дважды в музыкальный кружок, где Тима учился играть на ударных инструментах. Всё, что было связано с повторяющимися ритмами, мальчика завораживало (отсюда и любовь к плаванию) и действовало очень благотворно.
* * *
Отношения Лёши с Корой за эти годы раскалились добела. Каждое свидание было первым и последним. И каждый раз приступы первобытного счастья. Сладкие обмороки узнавания. Они задыхались от любви. Оба. Когда были вместе, дышали урывками. Когда расставались, переставали дышать вообще. Каждый раз, когда он раздевал её, у него, как у мальчика, дрожали руки. Её подростковые ключицы сводили его с ума. А в ямочку между ними он проваливался как во Вселенную. Она брала его лицо в ладони и рассматривала – близко-близко. Ему становилось страшно – а вдруг она найдёт в нём что-то, что ей не понравится? И тут же испытывал непреодолимое желание отдать ей это лицо навсегда вместе со всем, что к нему прилагалось.
Иногда, в моменты физической любви, Кора умела прикинуться мёртвой: опускала веки и делала совершенно окаменелое лицо – защитная маска, ни один стон не срывался с её губ, – замерев в неподвижности, она всем своим существом сосредоточивалась на том, что с ней, с ними происходит.
Они проводили вместе всё свободное время, которого, правда, было не так-то и много. Кора приходила к Тиме каждый вечер, часов в шесть, они занимались до восьми, потом садились ужинать – Галя стряпала заправски, умудряясь угодить вкусам всех присутствующих.
Часто к ним присоединялся и Сенька, он обожал Галину стряпню и её песни и мог часами играть с Тимой в математические игры. Сенька второй год уже сидел с заманчивым предло жением работы в Штатах, но никак не решался уехать.
– У меня ж там совсем никого нет, – говорил он.
– У тебя и здесь никого нет. Только работа. Но работа будет и там, ещё интереснее. – Лёшка подозревал, что в голове друга бурлят гениальные идеи, которые никому в этой стране не нужны: развал в науке, как и во всех других областях, был катастрофическим. – Как говорила твоя башка, против ветра можно долго продержаться, только если мочевой пузырь в порядке. Я бы на твоём месте долго его не испытывал.
