Протрусил я мимо него да Туси, в темную уборную забежал. Кожей, пока летел, почувствовал, что ко всему еще и дождик накрапывает. Вернулся, спиной ощущая: криворотый меня глазом проследил, – и опять нырнул под одеяло. Чуть согрелся, стал дальше думать, как со своей оплошкой быть. В окно если удрать, то надо час, а может, два не спать. Да если и выскочу, в темноте-то мне документов не найти.
Всю ночь, даже не просыпаясь, я слушал: дождь шумит, разойдясь за окном. А мне все снилось, что я под этим дождем ищу свои документы. Одну ямку вырыл, не нашел, стал другую рыть, и третью… и четвертую… Наверное, за ночь я ямок сто вырыл, но так ничего не нашел. А когда проснулся утром, у меня пальцы от копания болели.
Утром я сбегал и откопал свои документы, они даже не успели отсыреть. Земля, а сохранилось не хуже, чем за моей пазухой. Теперь я засунул пакет в «Историю», а «Историю» запрятал поглубже под рубаху. При себе-то надежней, если шмона нет. Так и поехал в колхоз в машине, ощущая кожей, что документы при мне, около тела!
Ехать недалеко, километров десять. И места знакомые, мы тут несколько раз бывали: поле, овражек и дом с навесом, который зовется «полевым станом».
Пока искали бригадира дядю Федю, который всегда под хмельком, Кукушата разбрелись по полю. Кто непрактичней, побрел искать брюкву или морковь, другие же тут, на жнивье, стали собирать улиток, у себя в «спеце» мы их всех живьем съели, ни одной в округе не осталось.
Я ушел в овражек, присел на траву и достал свой пакет. Снова ощупал его, он был на диво сухой. Или над моим бугорком не капало?
Развернул бумагу, расстелил на земле, а на нее сверху положил документы. Стал их по очереди рассматривать, но начал со сберегательной книжки. Про свое рождение я не хотел, не мог читать. Мы уже один раз смотрели с Машей книжку. Но это все равно что кучей шарапить из одной миски!
Смотреть, как и жрать, надо в одиночку. Чтобы все принадлежало только тебе: твоим рукам, твоим глазам, твоему желудку! А больше никому! Ни Чушке, ни Маше, ни даже товарищу Сталину!
Хотя нет, товарищу Сталину, если бы сказали, я бы корочку от пайки не задумываясь отдал!
Я пощупал, погладил серую плотную бумагу, попробовал на язык, потом понюхал. Вкуса никакого, а пахла она дымом, оттого что лежала в «Истории». На обложке был нарисован сверху герб, а ниже крупно надпись: «СБЕРЕГАТЕЛЬНАЯ КНИЖКА». Ну, понятно, берегут, чтобы не сперли… Что же у них там, в кассе, своих жуликов, что ли, нет?!
