и красные ботиночки…
— Хорошо, — согласился Аристотель. — Возьмем с собой Герпиллиду.
Теперь Феофраста сопровождал только Помпил, Фаний остался дома.
— Ты позовешь Герпиллиду, — приказал Помпилу Феофраст. — Мы же будем ждать вас у харчевни Опетора.
— Вот, — стал хвастаться перед Нелеем Помпил, — какое мне дело поручено! Тебе же никогда не справиться с такой задачей: выманить красотку из дома могу только я.
Нелей не стал возражать: Помпилу на самом деле было дано трудное поручение. Ведь ему предстояло попасть в дом Мидия не через ворота, а через сад. А для этого надо было перелезть через высокую ограду, потому что садовая калитка, как и ворота, была заперта. Потом Помпила ждали новые трудности: пробраться на женскую половину дома, в гине́кей, он мог только никем не замеченным, иначе ему пришлось бы совсем худо — слуги Мидия славились жестоким правом, как, впрочем, и сам Мидий, который часто поколачивал их. Потом ему предстояло проделать из гинекея до садовой калитки в высокой каменной ограде обратный путь и ждать Герпиллиду.
— Получишь драхму, — пообещал Помпилу Аристотель.
Нелей, услышав это, нахмурился: он всегда хмурился, когда его хозяин сорил деньгами.
У харчевни Опетора было многолюдно. Перед тем как отправиться за городскую стену, многие афиняне заходили сюда, чтобы запастись пирожками с творогом и выпить кружку вина, ведь впереди была бессонная ночь. Опетор, красный от беспрерывной беготни, носился от прилавка к прилавку, кричал, размахивал руками, подгонял продавцов, которые валились с ног, — торговля шла, как никогда, бойко.
Помпила и Герпиллиду пришлось ждать долго. И хотя Феофраст и Аристотель стояли поодаль от харчевни, за углом ограды, окружавшей Помпейон — склад утвари, предназначавшейся для Панафинейских торжеств, — все же их быстро заметили. Первым подбежал Никанор, македонский проксен.
— Хайрэ, Аристотель. Радуйся, Аристотель! — закричал он еще издали. — Филипп на троне! Филипп — царь Македонии!..
— Перестань шуметь! — потребовал Аристотель. — Люди могут подумать, что я подданный Македонии. А я из Стагиры, из Фракии. Забыл, что ли?
— Да, да, да! — затряс головой Никанор, толстый и суетливый человек. — Я помню, я помню… Но ведь такая радость! Такая радость! Ты и Филипп — вы вместе росли…
— Конечно, я рад, — сказал Аристотель. — И хватит об этом, Никанор. Многие ли знают в Афинах об этом?
— Многие, Аристотель, многие! И многие радуются! Демосфен же, говорят, узнав об этой новости, порвал на себе одежды от злости и проклял Ификра́та, который помог Филиппу взойти на отцовский престол. Будто Демосфен сказал при этом: «Афины вскормили свою погибель». Будто Филипп — враг Афин…
