— Не скучно, ваше превосходительство. Мы на охоту ездим, ходим друг к другу, поём песни, играем.
— А давно вы в Петербурге?
— Вторую неделю. Я с атаманом Платовым приехал.
— О, der berumte Platoff[20]! Очень уважаю этого человека.
Подкупили эти слова казака, и стал он ещё любезней и почтительный со старичком, а на барышню хоть бы посмотрел.
— У вас здесь много знакомых в Петербурге?
— Никого, — коротко ответил хорунжий.
— Ай, как гадко. Это очень скучно, такой одинокий и молодой.
— Да, мне не весело, — искренно сознался казак.
Нагнулась дочка к отцу и что-то по-немецки сказала ему на ухо.
— Позвольте узнать, как вас звать.
— Пётр Николаевич Коньков, хорунжий.
— Позвольте я вас с дочкой познакомлю.
Поднялся хорунжий, красный как рак, даже пот мелкими каплями на лбу проступил. Хотел он поцеловать маленькую ручку, но барышня отдёрнула её, и казак остался ни при чём. Пуще прежнего смутился Коньков.
— Вы простите, — пробормотал он. — У нас... так водится... если особливое уважение, то в ручку...
— Да? Пустяки... Впрочем, если хотите, то целуйте...
А сама до слёз покраснела, но руки не дала...
Опять подняли занавес, и разговор прекратился. Прощаясь, старичок пригласил к себе казака, сказал, что он живёт в Шестилавочной, в собственном доме, что зовут его Фёдор Карлович Клингель, служит он в сенате и действительный статский советник.
Коньков усадил в сани отца с дочерью и побрёл потихоньку домой.
Всё это рассказал вечером атаману ординарец.
— Что же, — сказал Платов, — дело хорошее, я вам скажу!.. Клингель... Клингель... Я вам скажу, я припоминаю эту персону. Ты говоришь, кавалер и действительный статский советник. Брезговать этим не след. Надо всегда иметь знатных покровителей. Опять, если девица славная да хорошая — всё веселее пойдёт питерское-то житьё. Надо, я вам скажу, тебе сделать им визит.
— Чего изволите, ваше высокопревосходительство?
— Говорю тебе: сделай им визит, то есть кратковременное посещение. Что у нас сегодня?
— Пятница, ваше высокопревосходительство.
— Ну вот, послезавтра, в воскресенье, надень-ка ты полную форму да и явись к ним часам к двум: я тебя увольняю. Побеседуй о погоде, посиди с час, и тем ты, я вам скажу, докажешь, что ты образовательная и со светским лоском персона, и не уронишь достоинства донского офицера.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство.
Так и сделал Коньков. Без труда разыскал он в Шестилавочной, по правой руке от Невского, дом Клингеля. Дом оказался каменный, двухэтажный. Крыльцо выходило на улицу, и, войдя в него, Коньков очутился в больших, каменными плитами мощённых сенях. Старик лакей вышел и вежливо спросил:
