Высвободила Марья Кондратьевна руку, решительно остановилась.
Братко заглянул ей в лицо.
- О чем вы думаете?
- Голова болит.
- Дайте мне вашу руку. Я очень прошу меня не бояться.
И снова Марья Кондратьевна плыла по воздуху в раскрытую бездну. Прижаться хотелось ей к странно колдующему человеку, упасть вместе с ним нераскаянной грешницей. Да, это любовь. Она убивает волю, делает послушной собачонкой. Если Братко посадит в телегу с собой Марью Кондратьев ну, она поедет с ним в степи, перекинет английскую винтовку через плечо, будет мокнуть под дождем...
4
В дому у Никанора горели две лампы. Большой раздвинутый стол был заставлен по-праздничному. Дьякон, одетый по-праздничному, перелистывал альбом с фотографиями, дьяконица говорила попадье:
- Вы слышали, матушка, как наша курица пела петухом?
- Да, это удивительно.
- Я страшно напугалась тогда! Выхожу, а она поет. Ну, как петух, и крыльями хлопает...
Дьякон, встряхивая головой, разводил философию:
- В науке много неизвестного. Например, возьмем червей - самых, которые в поранениях заводятся. Каким медицинским средством уничтожите вы их, если они к животному прикинутся? А заговором можно, честное слово. Или вот еще интересный случай - бородавки. Стоит перетянуть их суровой ниточкой, ниточку потом сжечь, пепел закопать в землю - и они моментально пропадают.
Валерия говорила на сеновале Сергею:
- Сереженька, милый, как мне страшно!
- Это от малокровия у тебя.
- Зачем ты смеешься надо мной?
- Потому что коза бородатая ты. Душа у тебя хорошая, а характера нет.
- Не надо, Сережа, не смейся! Ты видишь, как все перепуталось. И чехов мне жалко, и Федякина с Петунниковым жалко. Где они?
Под окном в палисаднике стоял Синьков.
Каюков сидел рядом с дьяконом, положив руки на стол, опрокидывал рюмки за уничтожение большевизма. Дьякон в неестественной радости подхватывал:
- Это вы совершенно правильно!
Выпил он меньше всех, но, пораженный внутренним страхом, бессвязно говорил о великой России, о демократической республике, которая даст всему народу известное облегчение. Сердце очень болело у дьякона. Думал он скрыться, уйти незаметно, а Каюков хватал его за руку, дразнил озорными пьяными глазами:
- Отец дьякон, помогайте нам своими молитвами, на батюшку я не надеюсь.
- Почему, позволю спросить? - улыбался Никанор.
- Батюшка у нас большевик и скрывает некоторым образом большевиков, движимый родственными чувствами.
