Волна Октябрьской революции, докатившаяся до деревни, встретила в Марье Кондратьевне твердый отпор. Старалась она объединить мужиков в одно целое, неделимое, внутренне родное, спаянное общими интересами, любовью и совестью, над большевиками смеялась.
- Где настоящие большевики? Ребятишки в воде. Хлопают руками, думают - плывут...
- А вы куда плывете? - спрашивал Петунников. - Могилой пахнет от вас. Назад не хочется и вперед страшно. Надо в жизнь глядеть. Это она создает большевиков, никто их не выдумывает. Да и мы с вами большевики, только развинченные немножко.
Марья Кондратьевна вышла на улицу. Бесцельно прошла на церковную площадь, залитую лунным светом. Присела на каменный выступ ограды под черными кустами акаций с застывшими верхушками, вздохнула. Какая тоска! Так же бесцельно повернула в улицу, заглядывая с дороги в темные, безжизненные окна. Навстречу вышел младший Лизаров с рычажком в руке, грубо окрикнул пьяным голосом:
- Кто идет?
- Я, учительница.
- Али мужика ищешь? Айда со мной.
- Как ты смеешь, негодяй!
- А чего не сметь? Тебя, что ли? Жалелка!
Лизаров грубо схватил Марью Кондратьевну за руку.
- Хлеб раздаешь?
Больно заныла стиснутая рука, в голову ударила кровь, в душе проснулась упрямая мужицкая воля. С силой вырвала руку:
- Как ты смеешь, нахал?
Лизаров выплеснул новое ругательство и, вскинув рычажок на плечо, пошел в переулок. Марья Кондратьевна стояла пораженная, не в силах двинуться с места. Подошел Сергей, Никаноров племянник, напевая песенку:
- А-а, Марья Кондратьевна! Это хорошо, что вы попались мне на этом месте. Я только что думал о вас.
- Вы откуда, Сергей Николаич?
- И сам не знаю. Хожу. Ноги у меня длинные, ночь великолепная, в голове мысленки разные поднимаются. Вечером на собранье был. А вы откуда?
Хотела рассказать, пожаловаться на одиночество, - не поймет, наверное, - смеяться будет.
- Погулять вышла. Голова болит.
- Слышал вашу речь у исполкома.
- Плохо я говорила?
- Говорила хорошо, бесполезно только.
- Почему бесполезно?
- Сами знаете - почему. Говорить, что воду лить. Надо делать, а слова... это, извините, наша интеллигентская слабость, водичка иорданская. Дядя мой каждый год кропит по избам у мужиков, выгоняя леших с ведьмами, а мы, мало-мало ученые люди, кропим мужиков хорошими словами. Лешие по избам и до сих пор живут, а мужики до сих пор слушают наши ученые речи и насмешливо говорят: "Бездельники!" Смотрел я на вас и думал: кто вас слушает? Никто. Ни богатые, ни бедные. Вы уверены, что подействовали на богатых?
