— Знаете, — Лина тихо улыбнулась, — я вѣрю въ предчуствія; мнѣ что-то говоритъ, что не всегда будутъ у васъ… у всѣхъ… крылья связаны, какъ вы говорите. Вы такъ молоды, вы еще можете увидѣть это „лучшее время…“
— Оковы рухнутъ, и свобода
Васъ встрѣтитъ радостно у входа,
пронеслась въ памяти Гундурова запрещенная Пушкинская строфа…
— О, еслибы вашими устами, да медъ пить, Елена Михайловна! вскликнулъ онъ съ мимолетной улыбкой. — Вотъ дядюшка вашъ, онъ государственный все-таки человѣкъ, говоритъ также, что это „теченіе должно измѣниться…“ О, еслибы суждено мнѣ было когда-нибудь послужить освобожденію моего народа!.. Но когда, когда вздумается этому „теченію измѣниться?“ Князь Ларіонъ Васильевичъ сегодня показался мнѣ удивленнымъ, когда я сказалъ ему, что я не честолюбивъ. Но, скажите сами, какое же честолюбіе достойно честнаго человѣка, — а говорю о людяхъ моего поколѣнія и понятій, — когда оно должно идти въ разрѣзъ съ тѣмъ что дороже, что должно быть дороже ему всего на свѣтѣ?… У меня было свое, скромное дѣло, но все жё, хотя побочнымъ, не близкимъ путемъ, оно могло служить… Я надѣялся, многое могло быть разъяснено, дойти, перейти въ общее сознаніе… И то вырвали изъ рукъ!.. Поневолѣ теперь, закончилъ онъ, тяжело вздохнувъ, — приходится стиснуть зубы и искать забвенія въ Гамлетѣ!
— Бѣдный Гамлетъ! робкимъ какъ бы упрекомъ послышалось ему въ голосѣ Лины…
У Гундурова ёкнуло въ груди…
Но княжна какъ будто не хотѣла дать ему случая къ отвѣту. Она заговорила о своей роли Офеліи. Роль эта ей очень нравилась.
— Во всемъ Шекспирѣ, кажется, нѣтъ болѣе поэтическаго женскаго характера… Да, Корделія! вспомнила она.
— А Джульета? сказалъ Гундуровъ.
— Нѣтъ, — она покачала головой, — они тамъ оба съ нимъ такіе… — она искала слова, и не находила его, — такіе безумные! И она засмѣялась;- можно ли представить себѣ ихъ стариками? Оттого Шекспиръ, можетъ быть, и заставляетъ ихъ умереть такъ рано…
— Отчего же возразилъ онъ, — и у стариковъ можетъ такъ же горячо биться кровь…
Она вдругъ задумалась.
— Да, это правда!.. Только все же мнѣ больше нравится Офелія… Какой поэтъ этотъ Шекспиръ! Какъ умираетъ она у него чудесно! молвила она, устремивъ безотчетно глаза впередъ, въ тотъ уголъ гдѣ препирались Духонинъ, Факирскій, и подсѣвшій къ нимъ Свищовъ.
А изъ того угла, не прерывая разговора, жадными глазами слѣдилъ за каждымъ ея движеніемъ студентъ:
— Читали вы ея послѣдній романъ? спрашивалъ онъ у Духонина.
