Любви всѣ возрасты покорны…
Пушкинъ.
Тотчасъ же послѣ обѣда князь ушолъ къ себѣ, попросивъ прислать кофе къ нему на верхъ. Это значило что онъ не скоро намѣренъ вернуться къ обществу… То что имѣлъ онъ отвѣтить на полученное имъ письмо требовало размышленія. Графъ — съ которымъ онъ былъ въ дружескихъ связяхъ еще со временъ отечественной войны, когда юношею, прямо со скамьи Лейпцигскаго университета, онъ поступилъ дипломатическимъ чиновникомъ въ походную канцелярію князя Кутузова, — писалъ ему о предложеніяхъ имѣющихъ быть ему сдѣланными изъ Петербурга, и о которыхъ онъ, т. е. графъ передастъ ему подробнѣе при личномъ свиданіи въ Сицкомъ, но что его, графа, просятъ заранѣе узнать: согласенъ ли будетъ вообще князь снова вступить въ службу, «потому, говорилось въ письмѣ,- если вобще переменить своего покоя не хочешь то нѣчево тебѣ и предлагать. А потому отпиши сейчасъ, штобъ и я могъ нѣмѣдля про тебя што просютъ отвѣчать…» Князь зналъ кто проситъ объ этомъ его отвѣтѣ его почтеннаго, хотя и не очень грамотнаго, стараго друга: онъ зналъ что оттуда могли идти лишь вѣскія по своему источнику предложенія… Онъ могъ опять попасть въ власть, — и невольно проносились у него въ головѣ знакомыя имена облеченныхъ въ высшія должности государства… «Кого же думаютъ тамъ замѣнить мною?» спрашивалъ онъ себя съ безотчетнымъ любопытствомъ, медленными шагами подымаясь по лѣстницѣ въ свои покои… Онъ еще далеко не зналъ какого рода отвѣтъ онъ дастъ графу. Власть?… Онъ сознательно, потому что признавалъ долгомъ своей совѣсти, отказался отъ нея два года тому назадъ… Ему было тяжело тогда: этотъ міръ власти въ которомъ съ юныхъ лѣтъ было предназначено ему мѣсто, въ которомъ онъ такъ долго былъ своимъ, — онъ былъ ему дорогъ… Но онъ отказался отъ нея, и уѣхалъ въ Италію… Въ воспоминаніи князя мелькали подробности этого отъѣзда: скверный октябрьскій петербургскій вечеръ съ пронзительнымъ вѣтромъ и дождемъ, полуосвѣщенное зало въ зданіи почтовыхъ каретъ въ Большой Морской, два исполненные гражданскаго мужества бывшіе его чиновника, пришедшіе проводить его, охрипшая труба кондуктора… Затѣмъ опять дождь, свинцовое небо, нескончаемый путь до Таурогена, безсонныя ночи въ тѣсномъ экипажѣ, упреки и сожалѣнія незасыпавшаго честолюбія, и на границѣ равнодушный голосъ таможеннаго чиновника провѣрявшаго паспортъ! — голосъ словно и теперь звенѣвшій въ его ухѣ, и показавшійся ему тогда такимъ дерзкимъ: «князь Шастуновъ, отставной тайный совѣтникъ, неугодно ли получить!..»
