— Говорить говорилъ, не отказываюсь, — Елпидифоръ Павлычъ почесалъ себѣ за ухомъ, — говорилъ потому, что эту Шастуновскую породу знаю, — слышалъ! Покойный князь Михайло Васильевичъ въ свое время пропадалъ изъ за женщинъ…. Этотъ опять, когда товарищемъ министра былъ, — я въ Лейбъ-Уланскомъ полку еще служилъ, — въ Петергофѣ по лѣтамъ жила его тогдашній предметъ, замужняя, одного доктора жена, красавица!.. Я всю эту исторію зналъ… Мужъ низачто разводной ей дать не хотѣлъ, а то бы онъ на ней непремѣнно женился. Всѣмъ пренебрегъ, имя свое, мѣсто, въ фаворѣ какомъ былъ тогда, — все это ему было нипочемъ! Всѣмъ жертвовать былъ готовъ ей… Только она въ скорости тутъ умерла; такъ его самъ Государь, говорятъ, послѣ этого за границу послалъ, а то мало съ ума не сошелъ отъ горя… Такъ вотъ, зная, разъ, какіе они люди страстные, во вторыхъ что подъ старость еще сильнѣй бываетъ эта слабость, — чтожъ, думаю, попытка не пытка; авось и съ нашей удочки клюнетъ!.. Ты-же у меня уродилась такая что у тебя на мужчину въ каждомъ глазу по семи чертей сидитъ…
— Я васъ и послушалась, молвила Ольга Елпидифоровна, невольно усмѣхнувшись такому неожиданному опредѣленію ея средствъ очарованія, — и все повела какъ слѣдуетъ…
— Ну, и…? крякнулъ, подмигнувъ, исправникъ.
— Что «ну?»…
— Ни съ мѣста?…
— Да, дѣйствительно, сжавъ въ раздумьи брови, созналась барышня, — я въ эти послѣднія дни стала замѣчать…
— То-то!.. И, по твоему, какъ это понимать надо?
— Старъ… Выдохся! Она презрительно повела плечомъ.
— Анъ и ошиблась!.. И я ошибся, повинился достойный родитель.
— Что-же, по вашему. Она остановила на немъ разширенные зрачки.
— И не выдохся, и даже очень пылаетъ… да только не про насъ!..
— Что-о? протянула Ольга Елпидифоровна, — онъ влюбленъ… въ другую?..
— А сама-то и не замѣтила! Онъ закачалъ головою. — Эхъ вы? Прозорливы только пока самолюбіемъ глаза вамъ не застелетъ!..
— Да въ кого, въ кого же, говорите? И она нетерпѣливо задергала отца за рукавъ.
Толстый Елпидифоръ поднялся со скамьи, обошелъ кругомъ бесѣдки, заглянулъ въ сосѣдніе кусты, сѣлъ опять, привлекъ къ себѣ за руку дочь, и шепнулъ ей на ухо:
— Въ княжну!
— Въ племянницу? вскрикнула барышня. — Не можетъ быть!
Исправникъ зажмурилъ глаза и повелъ головою сверху внизъ:
— Есть! прошепталъ онъ:- по полицейской части не даромъ двѣнадцатый годъ служу, съ меня одного взгляда довольно!..
— Ахъ онъ противный! еще разъ вскрикнула Ольга Елпидифоровна.
— Ссс!.. Halt's Maul! говорятъ нѣмцы. И Боже тебя сохрани хотя видомъ показать что ты объ этомъ прочуяла!.. Ты тамъ себѣ, матушка, грандамствуй сколько тебѣ угодно, только помни одно, что отецъ у тебя — горшокъ глиняный; такъ чугунные-то ему, только притронься, всѣ бока протычутъ… А брюхо у меня объемное, сама видишь, ѣсть много проситъ…
