— Я вамъ связала ко-ше-лечекъ,
шептала „говоркомъ“ по совѣту Вальковскаго, и все-таки заикаясь отъ робости, Надя.
— Спасибо миленькій дружочекъ,
пѣлъ въ отвѣтъ ей Шигаревъ, сѣменя ножками и подбѣгая къ ней пѣтушкомъ.
— Вамъ пецышко связала я,
завизжала тономъ выше скрипки картавая Варя, приподымая чуть не къ самымъ волосамъ огромныя черныя брови.
сюсюкнулъ ей въ отвѣтъ графъ Зефировъ, и обнялъ ее за талію.
— Ахъ, ахъ, что это, какъ вы смѣете! визгнула она уже совсѣмъ неестественно.
— Я по пьэсѣ, я долженъ васъ цѣловать; и васъ, и васъ, и васъ, всѣхъ долженъ перецѣловать!..
— Неправда, неправда, мы не позволимъ! заголосили онѣ опять всѣ.
— Это точно-съ, въ пьэсѣ! заявилъ, кидаясь къ нимъ съ тетрадью режиссеръ.
— Нѣтъ, нѣтъ, ни за что! Мы лучше совсѣмъ пѣть не будемъ.
Новый, чреватый грозами, бунтъ цѣломудренныхъ пулярокъ усмиренъ былъ на этотъ разъ мудростью „образованной“ окружной: она согласила ихъ на томъ что 3ефировъ-Шигаревъ „долженъ только faire semblant ихъ цѣловать“, и что такимъ образомъ „и ситуація будетъ соблюдена, и конвенансы спасены.“
— А на представленіи я все же васъ по настоящему чмокну, обѣщалъ имъ вполголоса Шигаревъ.
— А я васъ за это тогда тресну! обѣщала ему, въ свою очередь, Eulampe, самая рѣшительная изъ пулярокъ….
— Пойдемъ въ садъ покурить, сказалъ Гундурову Ашанинъ, — князь здѣсь, при дамахъ, не позволяетъ. Они сейчасъ кончатъ Синичкина, а затѣмъ наша репетиція; хорошо что ты пріѣхалъ, а то мы хотѣли ужъ безъ тебя считку сдѣлать; время дорого
— Но княжна ушла…. съ нѣкоторымъ усиліемъ проговорилъ Гундуровъ.
— Придетъ! коротко отвѣтилъ красавецъ, направляясь къ дверямъ.
Они вышли въ садъ.
Гундуровъ втайнѣ надѣялся что пріятель его непремѣнно начнетъ съ того что перескажетъ ему свой разговоръ о немъ съ княжною. Но тотъ, къ его удивленію, не только не началъ съ этого, но какъ будто старался даже обходить все что касалось княжны въ томъ перечнѣ театральныхъ новостей, который онъ торопился теперь досказать ему. Нашему герою показалось даже что Ашанинъ какъ бы избѣгалъ смотрѣть ему въ лице, и что его обычный смѣхъ не звучалъ прежнею его искренностью. Что-то кольнуло въ сердце Гундурова. «Ужъ не самъ ли онъ?…» зашевелилось — и не досказалось въ его встревоженной мысли. И онъ безпокойными глазами ловилъ эти, казалось ему, избѣгавшіе ихъ глаза Ашанина.
А тотъ, дѣйствительно торопясь, какъ бы съ намѣреніемъ не давать Гундурову времени заговорить о чемъ-то другомъ, подробно передавалъ ему о костюмахъ для Гамлета, за которыми съ письмомъ отъ него и отъ Вальковскаго къ Петру Степанову
