— А пока, засмѣялся вдругъ Духонинъ, прислушивавшійся со своего мѣста къ ихъ разговору, — а пока, любезный другъ, соберемся мы сказать это слово, мы какъ оказывается, и самовара-то нашего выдумать не умѣли, и «народы» наши (онъ повелъ при этомъ рукою на жалкую деревушку мимо которой проѣзжали они) живутъ чуть-ли не безпомощнѣе и плачевнѣе чѣмъ это «западное человѣчество» въ пору каменнаго вѣка.
Гундуровъ досадливо обернулся къ нему:
— Не среди мраморныхъ палатъ царственнаго Рима, молвилъ онъ съ сіяющими глазами, — не мудрецами вѣровавшими въ его вѣчность найдена была та божественная истина что должна была спасти и обновить погибающій міръ: возглашена была она устами нищихъ рыбаковъ далекой страны, которую точно также за бѣдность ея и невѣжество презирали кичившіеся богатствомъ своимъ и культурою избранные счастливцы того вѣка!
Духонинъ нѣсколько опѣшилъ передъ этимъ неожиданнымъ, горячимъ доводомъ.
— «Блаженъ кто вѣруетъ, тепло ему на свѣтѣ,» молвилъ онъ съ натянутою усмѣшкою.
Лина въ свою очередь обернулась къ нему.
— Въ этомъ, кажется, все и есть, промолвила она застѣнчиво.
— Въ чемъ это, княжна?
— Въ томъ… чтобъ вѣрить.
Онъ засмѣялся и развелъ руками.
— Дѣйствительно, намъ только это и остается, потому что иначе я-бы могъ, въ pendant къ не очень смиренному, сказать кстати, пророчествованію друга моего Гундурова о нашемъ великомъ будущемъ, привести то, что говорятъ про насъ на этомъ «погибающемъ и изживающемъ,» по его мнѣнію, Западѣ; «fruit pourri avant d'être mûr».
— Да, я это слышала, тихо сказала Лина, между тѣмъ какъ Сергѣй опускалъ глаза чтобъ не выдать того чувства восторга и счастія которыми исполняло его ея видимое единомысліе съ нимъ;- но тѣ которые это про насъ говорятъ теперь, вѣдь у нихъ было тоже свое прошлое, и не всегда хорошо было въ этомъ прошломъ, были войны, и раззореніе, и невѣжество, и рабство какъ у насъ. Но, сколько я знаю, ни одинъ изъ этихъ народовъ не отчаявался въ своемъ будущемъ, а шелъ впередъ, надѣясь и вѣря что со временемъ станетъ все лучше и лучше…
— Конечно, быстро возразилъ Духонинъ, — потому что каждый изъ нихъ чувствовалъ въ себѣ серіозные жизненные задатки для такого лучшаго будущаго.
Она какъ бы съ невольнымъ упрекомъ покачала головой.
— А у насъ ихъ нѣтъ и мы въ самомъ дѣлѣ, «fruit pourri» прежде чѣмъ еще созрѣли? Но тогда намъ остается только отказаться отъ самихъ себя и отдаться въ руки первому кто захочетъ взять насъ и передѣлать на свой ладъ…
