По-видимому, совершенный контраст с этою безжизненною картиной представляли роскошные залы и гостиные, где помещались десятки пожилых и молодых мужчин и женщин. Здесь были лучшие искусственные зубы, лучшие фальшивые локоны и косы, лучшие корсеты на вате, лучшие румяна и белила, лучшие парики и накладки. Здесь были старые барыни с подтянутыми морщинами и седыми локонами на облезлых головах и молодые женщины, исчезавшие в волнах кружев, лент, шелка и газа, подобно манекенам, стоящим на окнах куаферов и модисток. Здесь были серьезные и холодные старики во фраках, старавшиеся держаться твердо на разбитых подагрою ногах, и молодежь, старавшаяся блеснуть разными позолоченными и посеребренными украшениями мундиров. Все это ходило, сидело, тихо разговаривало, громко спорило, четко произносило остроумные фразы и беззаботно смеялось. Особенное оживление охватило всех, когда кончились официальные визиты, когда кончился обед и остались одни близкие с хозяевами люди. Гости сидели отдельными группами. Толки шли самые разнообразные. Политика и внутренние дела России, балы и театры, планы путешествий на воды и филантропические затеи — все это давало неисчерпаемый источник для серьезных споров, для смеха, для остроумия. Впрочем, преобладающей темой разговоров была филантропия, так как хозяйка дома посвящала главным образом всю свою жизнь именно этому роду деятельности.
— Я вотирую за бал с аллегри, — говорила одна маленькая блондинка с беспечным херувимским личиком.
— А ваша кузина, вероятно, подаст голос за маскарад, — тихо ответил ей, красиво перегибаясь через ручку кресла, стройный гвардейский офицер с обольстительными черными усиками.
— Отчего это именно за маскарад? — невольно удивилось херувимское личико.
— Кузина очень эффектна, когда ее лицо под маской, — пояснил офицер.
— Вы не можете не злословить?
Офицер пожал плечами, как будто выражая этим: что прикажете делать, если у меня остроумие бьет через край?
— Скучны все эти балы с аллегри, — говорил на противоположном конце комнаты другой гвардеец лет двадцати пяти, лениво зевая, — это был сын хозяев дома, Алексей Дмитриевич Белокопытов. — Право, мы и веселиться-то не умеем. Я скоро совсем перестану ездить на балы.
— А на пикнике сегодня будешь? — спросил его кто-то.
— Конечно.
— Закончить бальную деятельность хочешь?
— А, ба! ведь это же не бал, а пикник, и притом без всякой аллегри в пользу бедных.
— Ну, аллегри-то будет и там, Аделаиду будем разыгрывать.
