— Холера опять из Турции идет. Народ только пугают, — проговорил сквозь зубы хозяин. — Мало ли какие болезни бывают, не высчитывать же всех. При мнительности черт знает что станешь думать.
— А что, приключений никаких нет? — спросила жена, очнувшись от своего ленивого раздумья.
Хозяин мельком окинул глазами страницу.
— Мальчишка какой-то застрелился, — ответил он, пробегая глазами строки. — Женщина потонула, бросившись с моста в Неву… Нашли в бесчувственном состоянии человека на выборгском тракте, умер по дороге в клинику, знаков насилия на теле не оказалось…
— Ах, это все от пьянства, все от пьянства! — с отвращением проговорила хозяйка. — Вот так-то ваш почтенный братец когда-нибудь умрет где-нибудь под забором. Я до сих пор не могу забыть последней встречи с ним. Ободранный, пьяный, встретился на Невском и еще осмелился назвать меня сестрицей. Я со стыда сгорела. Кругом люди, извозчики, а он называет меня сестрицей!
Хозяин хранил упорное молчание и, по-видимому, весь углубился в чтение газеты. Он не любил, когда говорили о его брате.
— Право, теперь на улицу страшно выйти, — продолжала хозяйка. — Это уже третий раз он меня скандализирует. И помяни ты мое слово, когда-нибудь он нас еще осрамит как-нибудь в нашей собственной квартире или просто обворует.
— Глупости, брат никогда вором не был, — недовольным тоном пробормотал хозяин, еще сильнее углубляясь в чтение газеты.
— Не был, так будет. Пьянство до всего доводит, — возразила хозяйка. — Этому надо положить какой-нибудь конец.
— Э, матушка, что ты говоришь! — совсем раздражительно произнес муж, отхлебывая чай. — Ну, как я положу этому конец? Ведь не можем же мы запретить ему ходить по улицам?
— Выслать его надо из города. Такие люди опасны.
— Глупа ты и больше ничего!
— Вы прелестно выражаетесь! И еще при детях! — с едкой иронией заметила жена. — Выслать нельзя какого-нибудь одного пьяницу, когда стольких высылают. Это мило!
На несколько минут воцарилось полнейшее молчание. Наконец хозяйка заговорила снова:
— Я, право, была бы рада, чтобы ты сам встретил его. Тогда я посмотрела бы, что ты запел бы. Ведь я говорю тебе, что я просто со стыда не знала, куда деваться, смотря на его лицо, на его одежду. Да еще вдобавок этот-то, наш фанфарон, растерялся, стоит перед ним, как рак красный, и шарит в своем кармане. Я ему и глазами мигаю, и за рукав его дергаю, чтобы он скорее шел, а он стоит и роется в портмоне. Слышу, говорит: «Извините, дядюшка, вот все, что могу». Каково тебе покажется: «дядюшка!» На Невском проспекте публично говорит: «дядюшка!» И это при мне-то! Хорош дядюшка! Просто скандал, скандал!
