Раз вечером я сидел у себя в кабинете, когда в прихожей послышался звонок.
— Барин дома? — раздался вопрос.
— Дома-с, — ответил мой слуга.
— Доложи, что Николай Николаевич Иванов желает их видеть.
Я почувствовал, что к моему лицу прилила кровь, и первою моею мыслью была досадливая мысль о том, зачем я не предупредил лакея, что Иванова не следует принимать. Но сделанного не переделаешь, и я постарался овладеть собою. Я поднялся с места и пошел навстречу нежданному гостю.
— Не ждали? — спросил Иванов, пожимая мне руку.
— Не ждал, признаюсь откровенно, но очень рад вам, — ответил я и, пожав в свою очередь его руку, провел его в кабинет.
— Никого не ждете? Не отрываю от работы? — спросил он.
— Нет, нет, я вполне свободен, — сказал я.
— У меня, во-первых, есть до вас большая просьба, — пояснил он, садясь в кресло: — нужно посоветоваться с вами, как с учителем, насчет моих мальчугаков, а во-вторых, нужно же отдать долг, числящийся за мной.
По его лицу скользнула чуть заметная усмешка.
— Долг? — спросил я.
— Ну да, исполнить обещание, данное вам десятого октября, — пояснил он.
Я смутился и торопливо ответил:
— Не бередите старой раны. Я чувствую, что я…
Он не дал мне договорить и заметил, дотрогиваясь по-приятельски до моей руки:
— Не оправдывайтесь! Я вас не думаю винить; все люди, как люди. Но вас за лето я искренно полюбил, и потому мне было бы приятно, чтобы вы узнали все, а потом… потом, может быть, вы найдете, что мы можем просто и дружески сблизиться между собой. Я со своей семьей здесь живу, как в пустыне, а вы были бы желанным другом нашего дома. Сходиться с первыми встречными я не намерен, но и нельзя же жить здесь, в Петербурге, совсем отшельником. Я говорю с вами откровенно. Впустить кого-нибудь к себе в дом с улицы я не решился бы. Сблизиться с вами, прежде чем вы узнаете, с кем вы сближаетесь, я тоже считаю невозможным, конечно, не для себя, а для вас. Потому я и считаю нужным рассказать вам все.
Я распорядился, чтобы нам подали чай в мой кабинет, и приказал слуге не принимать никого. Когда я вернулся в кабинет, я застал Иванова в глубоком раздумье, тихо ходящим по комнате из угла в угол. Увидав меня, он очнулся, присел и заговорил:
— Рискуя немного утомить вас, я все же должен начать свою историю с самого начала: в ней нет ровно ничего выходящего из ряда вон, в ней все обыденно и буднично, как и в самом заурядном существовании; вследствие этого мне придется останавливаться на мелочах; из массы этих мелочей и составляется драма каждой будничной жизни. Начну с женитьбы.
