Панютин снова вспыхнул и сухо заметил:
— Я не мешаюсь в дела сестры. Счастлива или несчастлива она — это ее дело.
— Так, так, — согласился кузен Пьер. — А я полагал, что вы так привыкли с детства друг к другу, что одного из вас всегда должны интересовать дела другого.
Панютина снова передернуло. Кузен Пьер опять стал изливаться в похвалах прелестям Груни. Панютин стоял, как на горячих угольях. Он то краснел, то бледнел. Трое повес наблюдали за жертвой своей плоской шутки и продолжали дразнить ее, как дразнят голодного, запертого в клетку тигренка, показывая ему из-за решетки со всех сторон кусок мяса. Дикий тигренок сделал попытку скрыться, его удержали.
— Постойте, куда же вы бежите? — остановил юношу кузен Пьер и взял его под руку. — Садитесь. Мы так давно не видались. Поговоримте. Что это вы хмуритесь? Ну, что, на кладбище вашего воспитателя все по-прежнему появляются привидения похороненных мудрецов? Тень Трегубова по-старому ли восстает из своего могильного склепа и приходит во время шабаша осматривать мавзолеи кряжовского погоста? А мавзолеев все прибавляется или ими заставлены уже все углы? Находите ли вы теперь приятным свое пребывание в жилище мертвых? Иногда, я думаю, становится немного скучно?
— По крайней мере тихо, если не весело; заниматься можно, — ответил Панютин и поспешил прибавить: — Но я большую часть времени провожу в университете.
— А, да, в университете, — серьезно проговорил кузен Пьер. — Конечно, там скучать нельзя. Молодые профессора, новые, живые идеи приводят, животрепещущие вопросы поднимают; кружки молодежи составляются; товарищество крепко стоит за своих членов; споры, шум, сходки, заботы об участи бедных собратьев, все кипит, волнуется юною жизнью, жизнью дня… Чудное это существование.
— Нет… да… — начал в замешательстве Панютин. Ему очень хотелось выругать кузена Пьера, очень хорошо знавшего, что в университете уже не было никаких кружков, никаких сходок, никаких новых идей.
Трое повес захохотали дружным смехом. Юноша снова с злобою закусил губы и, оборвав лист плюща, скомкал его в руке; казалось, он хотел бы в эту минуту точно так же скомкать, отбросить и растоптать ногами свою собственную жизнь.
— Что вы ему сказки-то рассказываете? — проговорил Левчинов. — У вас, я думаю, нет ни одного товарища? Вы едва ли знаете кого-нибудь из студентов даже по имени;- обратился он к Панютину.
— Да, теперь студенты мало сходятся между собою, — отвечал неохотно Панютин.
