А сколько раз от людей я слышал рассуждения о том, что природные катаклизмы случаются в тех местах, где возникают этнические конфликты: землетрясения, извержения, сходы лавин, наводнения, ураганы бьют как раз туда, где возникают столкновения в обществе.
Кстати, я заметил: стоит мне подумать что-то нехорошее, как тут же получаю по мозгам. Есть у нас в прокуратуре одна прокурорша. Всех достала своим дерьмовым характером. Не по делу цепляет, язвит, сплетни разводит. В другой раз посмотришь на нее и подумаешь: хоть бы ты, змея тонкогубая, заболела, передохнули бы немного. Так глядишь, на следующий день либо жена заболеет, либо у самого давление подскочит, либо простуда прихватит.
— Правильно говоришь, — поддержал Петров. — И у меня такое было не раз. Едешь на машине, а какой-нибудь дурак нарушит правило, помешает тебе. Пошлешь его подальше, подумаешь: чтоб у тебя колесо прокололось, так сам же прокол и получишь.
— Совершенно справедливо, — подытожил Анатолий Федорович. — Не только не делай, но даже не желай другому того, чего себе не пожелаешь. И если с тобой что-нибудь произошло: несчастье или просто неприятность, вспомни, проанализируй — кому-то, когда-то ты в мыслях пожелал или в поступках сделал что-то похожее.
Чти мать свою и отца своего
Светлой памяти матушки моей — Натальи Григорьевны
Начало сентября 1940 года было теплым, похожим не на осень, а, скорее, на лето в самом зените. Уличная толпа казалась нарядной: белые длинные платья, белые полотняные костюмы, шапочки, фуражки и даже парусиновые туфли тоже белого цвета. И много радостных лиц.
У Светланы, красивой молодой двадцатисемилетней женщины с пышными каштановыми волосами, была своя, особая радость. Сегодня ее выписали из роддома, и Светлана с сыночком ехала домой. Ее никто не встречал — муж был в командировке, а она, год назад приехав из провинции в Ленинград, подругами и друзьями не обзавелась. Конечно, можно было бы и пешком пройти — всего три остановки до дома, но не дай бог простудить малыша, и поэтому Светлана села в трамвай. В тот, довоенный, грохочущий на стрелках, с длинными висячими ручками-петлями в салоне. Они еще так энергично раскачивались на поворотах.
Ее переполняло счастье, потому что на руках у нее лежал ее сын Гришенька. Он сопел и двигал ножками. Вот одна ножка раздвинула пеленку и бледно-розовая, нежная пяточка требовательно ударила ее по руке. Светлана наклонилась и стала, играя, целовать ее. Людей вокруг было немного, и все они смотрели на нее и улыбались. Только одна старушка, несмотря на теплую погоду, в старом черном платье, проворчала: «Это негигиенично…»
