— Погоди, не горячись, — прервал его монолог Виктор, — Ты же адвокат, а так агрессивен! Мы что, не понимаем, в каком дерьме сидим? Это называется издержки сверхсвободы. Что хочу, то и делаю, понимаешь? Или тебе надо, чтобы все носили одинаковую прическу, униформу и разговаривали в пределах десяти децибел?
— А пьянка-то какая кругом! — продолжил Петров. — Не то что по-сибирски, а по-бомжовски. Красные шапочки во всех углах опорожняются. На лестницах на подоконниках какие-то пустые пузыри стоят. И это блистательный Петербург!
— Во напал на нас, смотри-ка, Толик, — обратился Морелли к судье.
— Вы судья и прокурор, вы власть в городе!
— Постой, постой, — прервал его Алексеев. — Каждая власть имеет свою компетенцию. Вот ты, адвокат, не станешь в процессе обвинителем. Прокурор не может наводить порядок у метро, а я не вправе вылавливать пьяных водителей. Другое дело, что как житель этого города я не только вправе, но и обязан болеть за порядок в нем так же, как и у себя дома, в своей квартире, потому что живу в своем городе. Он мой, его и, кстати, твой, хоть ты и бываешь здесь наскоками.
Я согласен с Виктором, нельзя возвращаться к единообразию и выстраиваться в шеренгу по ранжиру. Люди глотнули свободы и поняли, что значит иметь выбор… Анатолий Федорович сделал паузу, друзья ждали продолжения, но Петров не выдержал и снова взволнованно, быстро заговорил:
— Выбор, это, конечно, хорошо. Но вот почему-то в большинстве случаев человек выбирает то, что удобно ему, нравится ему, хочется ему, но не сделает так, чтобы от этого не было, по крайней мере, хуже другому.
— Так это же естественно, — произнес Виктор Викторович, — своя рубашка ближе к телу.
— Народная мудрость, — с иронией откликнулся Владимир Васильевич, — есть в этой поговорке какой-то примитив. Слишком это просто — мое, мне.
— А ты как считаешь?
— По другой народной мудрости — не навреди ближнему.
— Возлюби ближнего как самого себя, что ли? — уточнил Морелли.
— Мне кажется, более понятно — не желай другому того, чего себе не пожелаешь, — медленно, обдумывая каждое слово, сказал Алексеев. — Давайте-ка, прикинем: люди веками, тысячелетиями постигали свой опыт, и позитивный, и негативный. Мы с вами неверующие. — Заметив, как Владимир качнул головой, поправился: — Ну, наверное, не такие богопослушные. Во всяком случае не ходим в церковь, я это имел в виду. И все же в нас есть вера в сформулированные человечеством постулаты, которые определяют, что такое хорошо, что такое плохо и, если им следовать, спасают род людской от самоуничтожения… Например, не укради, не убий.
