А первым, кто встретил Михаила в военном лагере, был князь Мстиславский, которого Шеин сразу узнал, хоть и видел всего-то второй раз в жизни.
— Помню тебя, голубчик, помню, — сказал Федор Иванович, совсем по — родственному обнимая воеводу Шеина и проводя его в лучший дом на окраине селения, в котором разместился он со всей своей многочисленной прислугой. — Сейчас, голубчик, буду вводить тебя в курс дела. Всего, изволь слушать, у нас пять полков, в которых, дай Бог, набирается тысяч двадцать ратников. Среди них тысяч пять стрельцов и четырнадцать полевых пушек. Между прочим, изволь слушать, четыре пушки с прислугой присланы нам самим Семеном Годуновым…
— Уж не те ли это орудия, что своей пальбой до смерти перепугали ваших лошадей прошлой осенью у Мценска? — предположил Шеин вслух.
— Они и есть, — кивнул Мстиславский. — А при них двое немцев — больших мастеров пушкарского дела, как заверил меня все тот же Семен. На них, почитай, вся наша надежда…
— Что так? — снова спросил Шеин.
— Войско-то у супостата немереное. По самым малым подсчетам его не меньше будет, чем у нас, а то и поболе. Насчитали наши сорвиголовы семь польских хоругвей, три тысячи донских казаков, запорожцы и прочая… рвань! Последние, извольте слышать, из переметчиков, тех, кто поддерживает Гришку Отрепьева в его притязаниях на трон…
— И где же все эти полчища? — задал самый главный вопрос Шеин.
— Где, где?.. — раздражаясь, проговорил Федор Иванович.
— Хотел бы и я про то знать… Нету врага! И нам доподлинно неведомо, где он скрывается… Но мы на всякий случай уже определились с боевым строем. На врага, извольте слушать, пойдем, как учили наши прадеды во времена Куликовской битвы! В центре поставим всех стрельцов, а слева и справа конные полки. Впереди, как и должно, будет крутиться-вертеться сторожевой полк. И как только враг обнаружится, мы его ка-ак…
Шеин хотел возразить, что при Дмитрии Донском еще не существовало стрельцов, да и стрелять можно было только из лука да пращи, но промолчал…
«Враг обнаружился» ранним утром двадцать первого января, через день после приезда в ставку Шеина и его ратников. И если бы не станичники Прохора Безверхого, заметившие поляков на самых подступах к Добрыничам и вступившие с ними в бой, плохо пришлось бы войску Годунова. Но на этот раз все обошлось, и благодарить за это надо было порубежников головы Безверхого…
* * *
…В московское войско Лысый Генрих и Толстый Фриц напросились сами, хотя Семен Годунов и не собирался их отпускать от себя. Уж очень ему пришлось по нраву устраивать пышные стрельбы под Москвой на потеху венценосному братцу и придворной камарилье. При этом все беспрестанно восхищались силой пушечного огня, много пили, часто закусывали и неумеренно бахвалились перед иностранными посланниками, мол, у вас, немцы, такого «московского огня» сроду не бывало…
