— Вы ли это? — воскликнул он.
Хоть он немного и кривил душой, хоть и видно было, что он предпочел бы избежать встречи со мной, ему не удалось подавить в себе теплые чувства.
Тут я, кажется, понял, что, собственно, в нем изменилось. Он сильно располнел, только это не была полнота человека, склонного к излишествам. У него и в более молодые годы был солидный живот, но двигался он тогда с большой легкостью; теперь же он был толст той особенной тяжеловесной толщиной, которая свойственна людям, недовольным жизнью или уставшим от нее.
— Дорогая! — он повернулся к жене, в голосе его звучала сложная гамма чувств: покровительства, предупредительной вежливости и любви. — Ты, конечно, помнишь… — он официально представил меня. — Ведь вы, конечно, знакомы?
Еще бы мы не были знакомы. Я раз двадцать, а то и все тридцать был у нее в доме. Но она опустила глаза, подала мне вялую руку с видом, приличествующим, по-видимому, по ее понятиям, grande dame, когда та милостиво здоровается с кем-то — с кем именно, она не уверена — из своих многочисленных знакомых.
— Вы часто бываете в Кембридже?.. — И она назвала меня полным титулом с таким видом, словно сделала мне одолжение.
— Он, наверное, очень занят в Уайтхолле, — сказал Яго. Ей это было прекрасно известно.
— Жаль, что мы не можем предложить вам лучшей погоды, — заметила Алис Яго. — В это время года Кембридж иногда бывает очарователен.
Теперь она говорила так, словно город этот мне был незнаком. Она тоже пополнела, но на ней — более статной и сильной, чем муж, — полнота была не так заметна. Алис Яго была крупная женщина с бледным, некрасивым, озабоченным лицом. Она была обидчива до такой степени, что если вы имели неосторожность пожелать ей «доброго утра» не тем тоном, каким ей хотелось бы, она и тут могла усмотреть непочтительность с вашей стороны; однако, при всей своей чувствительности, она признавала только за собой право на тонкую нервную организацию, все же окружающие, по ее мнению, ходили закованные в стальную броню. Она была так подозрительна, что ей повсюду чудились враги. Да и правду сказать, врагов она нажила себе немало. Всю жизнь она сильно портила карьеру своему мужу. Если бы не она, Яго, возможно, и стал бы ректором. Оба они знали это.
Бережность, с которой он всегда обращался с ней, сейчас, с годами, еще более возросла. В разговоре он постоянно старался сказать ей что-нибудь приятное, и даже, когда говорила она, казалось, все время окутывал ее своей заботой.
