— Но тем не менее герцогиня очень мила, правда, Люис? — продолжал Доуссон-Хилл, обращаясь ко мне, будто я был знаком с этой семьей так же близко, как и он. Он не так уж гнался за успехами в свете и охотно уступал дорогу другим. Он вполне допускал, что сейчас такие же успехи могут выпадать и на мою долю. В подлинности его собственных успехов сомнений не могло быть никаких: они сопутствовали ему с юности. Он никогда не хвастал, просто он знал высший свет лучше, чем кто бы то ни было из знакомых мне людей интеллигентных профессий, и высший свет в свою очередь принимал его как своего. И собственно, почему, думал я иногда. Ему посчастливилось родиться в хорошей семье, но не чрезмерно родовитой. Отец его был скромным помещиком, прослужившим несколько лет в армии, однако далеко не в таком блестящем полку, как тот, который счел подходящим для себя сам Доуссон-Хилл во время войны. Доуссон-Хилл окончил Итон и, как адвокат, сделал приличную карьеру. У него были хорошие манеры, но на первый взгляд не такие, которые обеспечивают успех в свете. Он не был ни угодлив, ни чрезмерно почтителен. Он обладал чувством юмора, острым и саркастическим, и — как в том могли убедиться люди, принимавшие его, — языком, который не щадил никого. И все же, несмотря на то что его нельзя было поставить на одну доску ни с кем из знакомых мне промышленных магнатов или бюрократов, или тех людей, что стоят за кулисами власти и являются настоящими хозяевами страны, или даже потомственных аристократов, он был принят везде и вошел в светский круг исключительно в силу своих личных качеств.
Вот поэтому-то, думал я, когда суду старейшин понадобился советник, выбор Кроуфорда и Брауна пал именно на него. Было время, когда из нескольких королевских адвокатов, членов колледжа, они, не задумываясь, выбрали бы Герберта Гетлифа — сводного брата Фрэнсиса; но Браун был слишком проницателен, чтобы не определить симптомов неудачи и не заподозрить, что «карьера бедняги, кажется, на закате» (я своими ушами слышал, как Браун говорил это). И тем не менее старейшины колледжа, обычно прекрасно разбирающиеся в профессиональных успехах, на этот раз явно переоценили успехи Доуссон-Хилла — переоценили не сильно, но все же ощутимо. Он был знающим адвокатом, но не больше того. От своих прежних друзей-юристов я слышал, что он зарабатывает в коллегии адвокатов около девяти тысяч фунтов в год и что, по-видимому, он достиг предела, дальше которого вряд ли пойдет. У него хватило бы способностей достигнуть большего, но, очевидно, ему недоставало то ли энергии, чтобы сделать последнее усилие, то ли честолюбия, а возможно, и просто веса. Могло статься также, что светская жизнь, которую он вел, действовала на него не менее ослепляюще, чем на старейшин колледжа.
