Дело | страница 162
Последние слова его относились скорее к жене. Он как будто хотел польстить ей, сказать какой-то не в меру щедрый комплимент, вроде тех, что он говаривал ей иногда и раньше, стремясь вернуть ей немного уверенности в себе. Мне казалось, что он говорит правду.
— Не замечали ли вы, — он снова повернулся ко мне. Теперь он говорил не так серьезно, но все еще задумчиво, — что именно те, кто проявляют живейший интерес к людям, и становятся в конце концов отшельниками. Не думаю, чтобы они нуждались в ком-то. Я, во всяком случае, не нуждался ни в ком, кроме своей семьи и жены. Мне представляется, что именно отзывчивые люди, вроде меня, устают в конце концов от всех человеческих отношений, кроме самых глубоких. Поэтому на закате жизни единственно кого они по-настоящему хотят видеть — это тех, к кому были привязаны всю жизнь.
Он посмотрел на меня искренним, чуть насмешливым, испытующим взглядом.
— Если вашему подзащитному действительно так невероятно не повезло, я уверен, Люис, что вы сумеете убедить их. Что до меня — и я думаю, что вы понимаете, не так ли? — нужно нечто совсем другое, чтобы сдвинуть меня с места.
Спорить было бесполезно. Я почти сразу же распрощался, поблагодарив Алис Яго за то, что она терпеливо снесла мое присутствие.
— Ну о чем тут говорить! — ответила она с высоты своего величия.
Я вышел на улицу. Под нависшими свинцовыми тучами ослепительно хороши были цветущие деревья. Я был расстроен. Нет, мало сказать расстроен, — меня обуяла тоска. Я не думал о говардовском деле; нужно было искать новые пути, но это еще успеется. Здесь под деревьями, вдыхая нежный аромат, я был не способен сохранять спокойствие стороннего наблюдателя и с интересом размышлять о супругах Яго. Меня просто обуяла тоска.
Часть четвертая. Подозрение высказано
Глава XXV. Слово арбитра
При пасмурном освещении чайные розы, белые розы, огромные пунцовые розы, заполнявшие сад колледжа, были похожи на аляповатые картинки. Да и сам сад, когда я вышел пройтись после завтрака, напоминал гравюру в старинном журнале — так грозно выглядело небо, такими выпуклыми казались розы. Неделей раньше повсюду на траве лежали бы, растянувшись, молодые люди, остававшиеся в колледже в ожидании дипломов, но сегодня, в последнюю пятницу июня, в саду, где я прогуливался по усыпанному лепестками дерну, между розовыми кустами, царило безмолвие, нарушаемое только гудением пчел.
Для середины лета день был холодный, настолько холодный, что пальто пришлось бы вполне кстати. Я приехал в Кембридж около часа дня и до сих пор еще ни с кем не виделся. Собственно, я принял некоторые меры к тому, чтобы ни с кем не видеться. Сейчас у меня был последний шанс как следует собраться с мыслями перед завтрашним днем — днем, когда начинался пересмотр дела Говарда, судом старейшин.