“Анкета для регистрации бывших офицеров и участников белых армий” (40 вопросов, см. л. 4).
“Опросный лист Особой Фронтовой комиссии” (33 вопроса, см. л. 8).
“Анкета для регистрации бывших участников белых армий” (15 вопросов, см. л. 15).
“Анкета-протокол для бывших офицеров” (20 вопросов, см. л. 55).
Так погибло 287 человек, ликвидированных независимо от их ответов на вопросы четырех анкет.
Известно также дело, по которому были расстреляны еще 122 человека — “Дело № 5 на 122 человека по постанов, [лению] тройки [...] 8/ХІІ-20 г.”>17>. Здесь находим выразительный документ — “Постановление. Чрезвычайная тройка Особого Отдела при Реввоенсовете 6-й армии в составе предс-[едате]ля тов. Быстрых и членов т.т. Брянцева и Степ[-п]е, постановила: нижепоименованных офицеров и чиновников Врангелевской армии расстрелять” (дата: 8 декабря 1920 года, Херсон)>18>. В постановлении перечислены имена всех взятых в плен, причем ни для одного из них не было сделано исключения. К постановлению приложены 122 анкеты, на каждой из них — все та же стереотипная запись: “В интересах обороны и укрепления РСФСР [...] расстрелять”. Сами анкеты (“Опросные листы Особой фронтовой комиссии”) состоят из 33 пунктов, где вопросы обычной “объективки”
>19 ЦГАОО Украины. № 70262 ФП / кор. 2033.
>20 Одесская исследовательница Лидия Ковальчук обнаружила дело, по которому были расстреляны еще 46 военных. Чрезвычайную тройку составили те же самые исполнители — Быстрых, Брянцев и Степпе. Свой очередной приговор палачи вынесли в Херсоне 20 декабря (см.: Ковальчук Л. Дело белых офицеров, 1920 год // И. В. Дивный. Страницы военного некрополя старой Одессы. Кн. 2. Биограф, справ. К., 2000. С. 154).
ПОСЛЕДНЯЯ ОБИТЕЛЬ. КРЫМ, 1920-1921 ГОДЫ
чередуются с довольно специфическими, якобы выявлявшими идеологические установки попавших в плен (отношение к Врангелю, вмешательству западных держав и т. п.). Пленные относились к этим вопросам, вероятно, с полным доверием и ответственностью, полагая, что их позиция, содержание их ответов имеют какое-то значение и сыграют некую роль, когда будет решаться их судьба (будет рассматриваться дело, хотя, собственно, “дела” то и не было). Рассчитывая на возможное освобождение, кто-то старался, предъявлял (а их — подшивали) различные документы, например свидетельство, выданное
А. И. Куссабе-Валеничу из “Особой врачебной комиссии” (арк. 81), свидетельства, что С. М. Молчанов “одержим хроническим катарром дыхательных путей” (арк. 16), а А. П. Соев “состоял на службе въ Евпаторийском хирургическом лазарете Красного Креста” (арк. 23). Тем “определеннее" 49-летний барон Г. Фитингоф-Шель возлагал надежды на свидетельство, выписанное ему на бланке Штаба латышской стрелковой дивизии 17 ноября 1920 года: “Дано сие штаб-ротм.[цстру] Фитинкоеу (sic) в том, что он от регистрации и заключения в концентрационный лагерь распоряжением Начальника Штаба как отставной до особого распоряжения освобожден. Заведы-вающий Разведкой <подпись>”
