Сияние снегов | страница 10



Есть поселок в Крыму. Называется он Кацивели.
Он висел между скал и глаза нам лазурью колол.
Жарко-ржавые пчелы от сока живьем осовели,
черкал ящерок яркий. Скакал по камням богомол.
Там нам было тепло. А бывало, от стуж коченели.
Государственный холод глаза голубые гасил…
Есть поселок в Крыму. Называется он Кацивели.
Там шершава трава и неслыханно кисел кизил.
1966

«Как стали дни мои тихи…»

Как стали дни мои тихи…
    Какая жалость!
Не в масть поре мои стихи,
    как оказалось.
Для жизни надобно служить
    и петь «тарам-там», –
а как хотелось бы прожить
    одним талантом.
Махну, подумавши, рукой:
    довольно бредней, –
не я единственный такой,
    не я последний.
Добро ль, чтоб голос мой гремел,
    была б охота,
а вкалывал бы, например,
    безмолвный кто-то?
Всему живому друг и брат
    под русским небом,
я лучше у церковных врат –
    за нищим хлебом.
Пускай стихам моим пропасть,
    без славы ляснув, –
зато, веселым, что им власть
    мирских соблазнов?
О, что им, вольным, взор тупой,
    корысть и похоть,
тщеславье тех, кто нас с тобой
    берет под ноготь?
Моя безвестная родня,
    простые души,
не отнимайте у меня
    нужды и стужи.
В полдневный жар, в полночный мрак,
    строкой звуча в них,
я никому из вас не враг
    и не начальник.
Чердак поэта – чем не рай?
    Монтень да тюлька.
Еще, пожалуйста, сыграй,
    моя свистулька.
Россия – это не моря,
    леса, долины.
С ее душой душа моя
    неразделимы.
1965

«Меня одолевает острое…»

Меня одолевает острое
и давящее чувство осени.
Живу на даче, как на острове,
и все друзья меня забросили.
Ни с кем не пью, не философствую,
забыл и знать, как сердце влюбчиво.
Долбаю землю пересохшую
да перечитываю Тютчева.
В слепую глубь ломлюсь напористей
и не тужу о вдохновении,
а по утрам трясусь на поезде
служить в трамвайном управлении.
В обед слоняюсь по базарам,
где жмот зовет меня папашей,
и весь мой мир засыпан жаром
и золотом листвы опавшей…
Не вижу снов, не слышу зова,
и будням я не вождь, а данник.
Как на себя, гляжу на дальних,
а на себя – как на чужого.
С меня, как с гаврика на следствии,
слетает позы позолота.
Никто – ни завтра, ни впоследствии
не постучит в мои ворота.
Я – просто я. А был, наверное,
как все, придуман ненароком.
Все тише, все обыкновеннее
я разговариваю с Богом.
1966

«Когда с тобою пьют…»

Когда с тобою пьют,
не разберешь по роже,
кто – прихвостень и плут,
кто – попросту хороший.
Мне все друзья святы́.
Я радуюсь, однако,
учуяв, что и ты
из паствы Пастернака.
Но мне важней втройне