– Да!.. А что такое Фонтанный дом? – неожиданно спросил Арсений. – Я несколько раз слышал, но всегда забывал выяснить.
– Дворец графа Шереметева на Фонтанке, – ответила Майя. Его вопрос отвлек ее от неуместных размышлений о собственной жизни, и странные ощущения улетучились сами собою. – Ахматова в нем жила перед войной. Там музей теперь. А если с Литейного подойти, то чудесный садик прямо под ее окнами.
– Надо же. Не знал.
Большого интереса в его голосе не слышалось, но они дошли уже до Невского, и Майя все-таки предложила:
– Можем зайти. Там хорошо. На Париж похоже.
– Так уж прямо на Париж! – хмыкнул Арсений.
Про Париж она, конечно, не очень точно сказала. Маленький сад Фонтанного дома похож был только сам на себя, других таких Майя нигде не видела. Просто в нем не было ничего мемориального, его простота была естественной и благородной, потому она про Париж всегда и вспоминала, попадая сюда.
Только на Литейном Майя сообразила, что поздним вечером этот сад скорее всего закрыт. Но не возвращаться же.
Они свернули в подворотню, прошли через обычный питерский мрачноватый двор и оказались перед калиткой Фонтанного дома. Белели в саду под деревьями скамейки, видны были дорожки и памятник Прасковье Жемчуговой, шереметевской возлюбленной. Но калитка была заперта.
– Ну как же жалко! – расстроилась Майя. – Не успели. Но окна светятся еще. Вон те, видите?
Окна ахматовской квартиры светились одни во всем доме. Было что-то пронзительное в этом одиноком свете.
– Когда ее гнобили, она должна была каждые два часа к окну подходить, чтобы соглядатай – он на вон той скамейке сидел, видите, все белые, а она черная, – знал, что Ахматова не покончила с собой, – сказала Майя.
– Зачем это? – хмыкнул Арсений. – По-моему, они были бы только рады, если бы она с собой покончила.
– Да вот и мне непонятно.
Майе понравилось, как он отнесся к ее словам – с полным пониманием. Но о мрачном все же говорить не хотелось. Светлел памятник шереметевской возлюбленной, светлые скамейки мерцали в темноте под весенними деревьями, блестели капли на мокрых ветках, и если приходили при этом в голову какие-нибудь мысли, то лишь самые простые и чистые – например, о том, что же это за капли, остатки вчерашнего тумана, может быть?
Майя вспомнила, как празднично блестели бриллиантовые огни на сцене Мариинки, как тускло поблескивала потом вода в канале Грибоедова, вдоль которого они шли сюда, к Фонтанному дому, и ей понравилась эта связь. Очень петербургское это дело, связь всего со всем, вот что она подумала.
