Он на мгновение замолкает, — я ждал, когда он сам скажет то, что я ожидал от него услышать.
И он говорит:
— Потому что жить так прекрасно!
Я улыбаюсь, хотя серьезен, как никогда. К сожалению, он поздно осознал эту истину. Как обычно, надо сначала сделать всё в жизни, чтобы подойти к последней черте, а потом понять, что переступать её не хочется. Надо максимально изгадить свою жизнь и загубить здоровье, чтобы потом, опомнившись, уповать на современную медицину или на Бога.
— Вашу печень, Шейкин, уже никто не вылечит, но сейчас делают пересадку печени. Мы с вами здесь немного подлечимся, а потом вы попытаете счастья в Москве. Может, вам быстро найдут донора и сделают пересадку.
— А если не найдут или время будет упущено? — спрашивает он.
— Я думаю, успеют, у вас, Шейкин, впереди еще достаточно много времени.
Я даю ему надежду, хотя знаю, что ничего у него не получится. Но мне надо избавить его от желтухи и выписать — дальнейшее в его руках. Если он сможет соблюдать диету, вести здоровый образ жизни и пить специальные лекарственные средства, то может, он еще протянет некоторое время.
Когда я возвращаюсь в ординаторскую, там уже все собрались. Заведующий отделением Леонид Максимович сидит за своим столом, всем своим видом демонстрируя, что сейчас он при исполнении, и не допустит панибратства в предстоящем серьезном разговоре. Лариса ёрзает на стуле рядом и нервозно крутит карандаш. По её лицу видно, что ничего хорошего для себя она не ждет. Вера Александровна моет руки, отвернувшись от всех, и, когда я вхожу, она резко меняет свое довольное выражение лица.
— Что ж, все в сборе, — говорит Леонид Максимович и, посмотрев на меня, добавляет, — закройте дверь, Михаил Борисович.
Я выполняю его просьбу и устраиваюсь на диване.
— Вчера по моей просьбе во второй половине дня было произведено вскрытие Мехрякова, — говорит Леонид Максимович, — и заключение патологоанатома для нас очень неутешительное.
— Сердечная недостаточность? — нетерпеливо перебивает его вопросом Вера Александровна, которая по-прежнему стоит рядом с умывальником.
— Да. Обширный инфаркт, и в свете этого, я сегодня вызван к главному врачу, — мрачнея на глазах, говорит заведующий отделением. Переместив взгляд на Ларису, он, понизив голос, спрашивает:
— Как вы думаете, что я скажу главному, когда он меня спросит о том диагнозе, который стоит в истории болезни и как он соотносится с заключением патологоанатома?
— Леонид Максимович, — трагически заломив руки, говорит Лариса, — когда я его смотрела в приемном отделении, там не было даже подозрения на сердечную недостаточность. На ЭКГ были только изменения, характерные для артериальной гипертензии. При объективном осмотре только характерные для язвы боли в эпигастральной области живота, и ничего больше.
