Третья жертва убита так же, как и предыдущие, — удар кухонным ножом с буквами «кА» на рукоятке в надключичную ямку, разрезы на коже, выдавленные глазные яблоки, обведенный кровью контур головы.
Вся эта ритуальная жестокость что-то означала, но Иван Викторович пока не знал, что именно. Он сидел, смотрел на фотографии и полагал, что думает над странными поступками маньяка. На самом деле, он думал о том, что делать дальше — «сынок» оказался сыном крупного чиновника из областной администрации. Ему уже позвонили и очень настойчиво порекомендовали найти убийцу быстро. И посоветовали сделать так, чтобы как можно меньше людей узнало о том, что сын чиновника — героиновый наркоман. В ушах до сих пор звучал вкрадчивый голос, который мягкими фразами заставил его слегка побледнеть.
Скрыть то, что мальчик-мажор был внутривенным наркоманом, практически невозможно. Уже на месте преступления все от участкового милиционера до эксперта знали, какая у парня фамилия и кем он приходится чиновнику из администрации. Да, и найти убийцу быстро, тоже еще та задача. Пока дело казалось типичным «глухарем».
Иван Викторович вздохнул и встал. Сложив снимки в папку, он подхватил её и вышел из кабинета, направившись в другой конец коридора.
Психиатр Мария Давидовна Гринберг, специально приглашенный на время следствия специалист медицинского института с кафедры психиатрии и медицинской психологии, подняв глаза от книги, посмотрела на вошедшего мужчину поверх очков. Она была достаточно умна, чтобы понимать, что в этом мире мужчин не так просто стать той, к которой будут прислушиваться сильные мира сего. Она выглядела молодо для своих лет за счет того, что следила за своей фигурой и кожей лица. И она знала цену своим годам, когда смотрела на себя в зеркало.
— Здравствуйте, Мария Давидовна, — сказал следователь и сел на стул. Он смотрел на женщину и думал совсем не об убийце. Когда он видел Марию, — может это и хорошо, что он видел её редко, — всегда попадал под обаяние этой миловидной и умной женщины. Какие- то странные и новые ощущения возникали в организме женатого следователя, когда он чувствовал на себе взгляд карих глаз. В её присутствии он чувствовал себя неловко, словно его поймали за подглядыванием в замочную скважину в женской раздевалке, — ему очень хотелось смотреть на Марию, и он понимал, что пристальное разглядывание человека — это неприлично. Поэтому Иван Викторович, поздоровавшись и с минуту посмотрев на женщину, опустил глаза.
