Эрн насмешливо улыбнулся.
— Эти рассуждения кажутся тебе безумными, Эрн? — вскинул брови мужчина. — А между тем далеко не все в них ложно. Конечно же, бредни о природных различиях — полная чушь. Но если принять во внимание, что порядок вещей неизменен полтысячелетия… и как бы низко не пали некоторые из господ, вынужденные служить гувернерами, управляющими, надсмотрщиками, ни один из них не забудется настолько, чтобы сочетаться браком с рабыней, ни одна госпожа не падет так низко, чтобы стать подругой раба. Связь господина и раба противоестественна — этот постулат священен, ибо он основа основ. Ни одному господину не придет в голову обучать раба грамоте, зато покорности раба учат с младенчества… не учат — дрессируют, как животное. Где уж рабу сравняться с господином!
— Я понимаю, Учитель. Но я понимаю и другое: человеку нельзя запретить мыслить и чувствовать.
— Красивые слова! — махнул рукой Учитель. — Рабам это ни к чему. Из поколения в поколение их отучают от этой опасной привычки, подменяя ее инстинктом повиновения… И вообще, для того, чтобы рассуждать об этом, ты сначала должен определиться, кто же ты сам — раб или человек. Я не хотел тебе помогать, я думал, ты сам справишься. Но теперь тебя усылают на восток, так что… Вот, возьми, — Учитель подал Эрну тетрадь в темно-синем переплете. — Я был не намного старше тебя, когда начал искать ответы на свои вопросы. Здесь я обобщил то, что успел понять за два десятка лет. А чтобы прочесть, хватит и ночи…
— А чтобы понять, может и жизни не хватить? — Эрн пристально посмотрел на Учителя. — Вы ведь это хотели сказать?
— Хотел, — спокойно согласился Учитель. — Но ты сам догадался. Я же говорил — смышленый мальчишка. Ну, не буду тебе мешать.
Учитель кликнул собаку, вышел во двор и плотно затворил за собою дверь.
Он вернулся на рассвете. Эрн, сидевший в его кресле, порывисто встал ему навстречу, сделал шаг — и опустился на колени.
— Как это понимать? Мало тебе того, что ты перед господами в пыли валяешься, ты еще и передо мной…
— Нет! — горячо воскликнул Эрн, поднимая голову. — Неужели вы не понимаете… неужели не понимаете, что вы, быть может, единственный по-настоящему свободный человек на свете?!
— Чушь! То, что уразумел я, может осмыслить и другой!
— Учитель… Я недостоин вас… Я слишком раб…
Эрн и не подозревал, какой вызов прозвучал в его словах. Но проявлять мягкость Учитель не собирался.
— Довольно. Встань, — презрительно бросил он. — Я не знаю, чего в тебе больше — раболепия или дурацкой мальчишеской восторженности. И разбираться недосуг. Если ты говоришь, что ты раб, — значит, так оно и есть. И тебе давно пора возвращаться. К
