Смерть расписывается кровью | страница 86



Щелкнул дверной замок, скрипнула открываемая хлипкая дверка…

И все сразу пошло наперекосяк. Хоть стоит заметить, что число визитеров Гуров тоже угадал. Их оказалось трое.

– Где он, у тебя?! – донесся до слуха Гурова низкий угрожающий рык. – У тебя подлец Аркашка?! Отвечай, прошмандовка недоделанная!

Затем раздался такой затейливый коллекционный мат, что пьяному боцманюге парусного флота от зависти удавиться. В коридорчике гулко зазвучали тяжелые шаги.

«Какой Аркашка?! – успело мелькнуть у Гурова в голове. – При чем здесь Аркашка?!»

– К‑к‑какой Аркашка? – в унисон этому мысленному мельканию взвизгнула Хаданская, которую, судя по доносившимся из коридорчика звукам, грубо тащили в глубь квартиры.

– Арзамасцев, какой же еще! Или Аркашек у тебя десяток? – злобно заорал тот же низкий голос. – Знаешь такого? Ах, зна-аешь! У тебя эта гнида скользкая скрывается? Отвечай, зараза!!! Как это не-ет? Если не у тебя, то где? У кого он, с‑с‑скотина, прячется?! Я ж тебя порву, как Тузик грелку! Я ж тебя вместо Аркашки на фарш пущу! Где этот пакостник, ворюга, где этот…

Снова взрыв отборного мата. В исключительно сочных выражениях, не жалея колоритных эпитетов и ярких метафор, описывалось, каким именно способом Аркадий Арзамасцев произошел от своих родителей, каковы его нетрадиционные сексуальные пристрастия и что конкретно с ним сделают, когда он наконец-то попадется. Велик и могуч русский матерный язык, ничего не скажешь!

Раздался звук щедро отвешенной пощечины. И еще одной. И еще. Топот ног. Треск. Это, похоже, кого-то с размаху в кресло швырнули. Снова многоголосая матерщина. Поросячий визг. Щенячий скулеж.

Причем вся эта похабная оратория доносилась уже из комнаты. Той самой, в которую, по замыслу Гурова, хозяйка квартиры должна была пригласить дорогих гостей на предмет неспешного разговора относительно половинки одного любопытного документа. Нет, Лев в своих предположениях отнюдь не исключал, что разговор о местонахождении фрагмента письма пойдет на повышенных тонах. Даже желал этого. Но всему же есть предел, братцы! Тут уже не повышенные тона, это по-другому называется. А самое главное: о письме вообще не было сказано ни словечка! Вместо этого наблюдался, точнее прослушивался, типичный психдом. Палата для буйных.

– Он же ме-ертвый! – визг Маргариты приблизился к ультразвуковому барьеру. – Вы ж его сами уби‑и‑или!

– Она че, крышей поехала, а, Марадона? – раздался удивленный голос с характерной гнусавинкой. – Она че лепит? Кто мертвый? Кого это мы убили? Что за херня такая?! Че она волну на берег гонит?! Куда этот курвин сын деваться мог, мы ж думали… Думали, тут он!