Смерть расписывается кровью | страница 72



Дверь двухкомнатной квартиры Маргариты Хаданской открыл Гуров. Он довольно хмуро кивнул Станиславу, посторонился, давая тому пройти.

– По коридору на кухню. Там покурить можно. Хозяйка курящая, но в комнатах просила не дымить. Я опять сигареты купить забыл, на тебя одна надежда.

– Ну, раз тебя на курево потянуло, значит, события набирают ход. А где курящая хозяйка? – поинтересовался Крячко.

– Напугана до икоты, – мрачно ответил Лев, – к двери подходить боится. Это я малость перестарался.

Тут появилась и хозяйка. Невысокая и довольно стройная молодая женщина с широко раскрытыми карими глазами и пучком каштановых волос на затылке выглядела неважно. Страх никого не красит. Хотя и в нормальном состоянии пассия Аркадия Арзамасцева на топ-модель явно не тянула.

– Три недели! – слегка истеричным тоном воскликнула она. Голосок у Маргариты был приятный, хоть слегка визгливый. – Три недели этот подлец жил у меня! Я еще удивлялась: за два года если появится раз в месяц, так радость! Радость, понимаешь ли, великая!

Непонятно, кому Маргарита адресовала свои путаные и сбивчивые фразы. Создавалось впечатление, что ни Гурова, ни Крячко она в упор не видит. Нет, тут был не только страх. Тут и обида нешуточная проглядывала. Разочарование и обманутые надежды. А вот чего совершенно не замечалось, так это безутешного горя.

– А он, получается, отсиживался у меня, – с нарастающим возмущением продолжала Хаданская. – Чувства, видите ли, на него нежные нахлынули. А что за бумажку эту убить могут, ни полсловечком не обмолвился. Я, мол, Маргоша, на тебе женюсь! То нос воротил, когда я о свадьбе… А тут… Я поверила. Иначе на черта он бы мне нужен был?!

Крячко только вздохнул, подумав, что картина взаимоотношений Аркадия Арзамасцева с Маргаритой Хаданской вырисовывается хрестоматийная. Та еще парочка подобралась. Хоть сейчас в похабную телепрограмму Ксюши Собчак про «дом». Аркадий, конечно, тот еще был фруктик. Но его подруга… Явно из тех, о которых говорят: добра до брака, после брака – собака.

«Да, – продолжал грустно размышлять Станислав, – в современной России добрых, ласковых и отзывчивых баб – хорошо, если одна на десяток. Но и та непременно дура. А кто поумней, те либо патентованные стервы, либо законченные психопатки, истерички, которых лучше десятой дорогой обходить. Впрочем… Встречаются исключения. Вроде Маши у Гурова, повезло же человеку».

– И сим-карту из мобильника своего вынул. Я спрашиваю: зачем? А он: чтобы, Маргоша, меня никто от тебя, сладенькой такой, не отвлекал! Я, говорит, осознал, что жить без тебя не могу. Дескать, как закончу одно денежное дельце, так сразу заявление подавать пойдем. Чтоб свадьба как у людей получилась. Чтоб дым коромыслом! Чтоб чертям тошно стало! – лицо Хаданской перекосилось презрительной гримасой. – Да он из дома выходить не хотел! За хлебом – я, за выпивкой – я… А это он чтобы найти его никто не мог. И сим-карту новую поставил, а старую выбросил. Я же видела! Вот тебе и сладенькая! Хорошее заявление получилось! Его, выходит, уже убили, а если теперь и меня найдут?! Вот тебе и женился… Вот тебе и чертям… Это мне тошно стало!