— Я больше не могу, — хрипло застонала я.
— Но я еще грязный, — на губах герцога появилась хищная ухмылка. И хоть глаза его были уже затянуты поволокой от желания, но он сказал. — Я сдержал свое слово, держи и ты.
Он вручил мне скользкий кусок мыла и раскинул руки приглашая повторить за ним. Зло взглянув на Ная, я немного успокоила бешенное сердцебиение и посмотрела ему в глаза. Герцог глядел на меня все тем же насмешливым взглядом, и я усмехнулась в ответ. Продолжаем играть.
Снова смочив мыло, я начала сразу с того места, которое у мужчины было и так разгорячено до предела. Он глухо застонал, хотел остановить мои руки, но я уже поднялась к мускулистому животу. Добралась до груди, и вновь вернулась вниз, лаская твердый ствол.
— Сафи, перестань, — взмолился Найяр, и удостоился моей коварной ухмылки.
Так я продолжала и дальше. Давала ему немного успокоиться и снова доводила почти до предела. Но, почувствовав, что герцог уже готов сдаться, снова убегала дальше, намыливая плечи. Он рычал, ругался, даже угрожал плюнуть на всю эту затею с мытьем, но продолжал держаться. Мыло с себя он смывал уже сам, отняв у меня ковш.
— Все, я проиграл, — возвестил он, выбираясь из лохани и подхватывая меня на руки. — Я проиграл, ты выиграла, и теперь я должен воздать почести победителю.
— А вытереться? — невинно спросила я.
— Хор-рошо.
Найяр уселся на деревянную скамеечку, покрытую тканью, на которой лежали чистые простыни, усмехнулся и…
— Най, — задохнулась я, когда он насадил меня на свой тугой ствол. — Проклятье, Най, так меня еще никто не вытирал.
— Пожалуй, мы возьмем это способ на вооружение, — глухо ответил он, укутывая меня в простынь. — Не останавливайся, малышка…
Я двигалась на нем, он продолжал подсушивать мою кожу, после встал, умудрившись не выскользнуть из меня, и понес в спальню воздавать почести…
Ночь уже близилась к рассвету, когда Найяр, наконец, заснул. Мне отчего-то не спалось. Когда схлынула страсть, и рассудок вернулся на положенное ему место, появилось тяжелое состояние бессонницы. На ум пришел сначала Ру и беспокойство, довезут ли его до поместья в целости и живым. И не наделает ли мой упрямец новых дел? Впрочем, Руэри умный мужчина, к тому же умеет выжидать, значит, доедет. Должна признать, даже при отсутствии прежних чувств, он все равно остается мне дорог.
После мысли свернули совсем в иную сторону. Теперь я думала о пленнике в подвале моего родового замка. Сколько ему? Лет восемнадцать-девятнадцать? Еще по-юношески хрупкий. Кольчуга, которую он натянул на себя, была явно с чужого плеча. Шлем то и дело падал на лоб. Паренек был совсем вымотан бегом за лошадью одного из наемников. И никто не удосужился накормить его.
