По дороге домой Джучи перехватила Никтимиш-хатун. Орду успел его позабыть, испуганно заревел, когда отец, — больше желая угодить жене, чем соскучившись, — подбросил сына на плечо.
— Что ты, глупый, это же отец.
Никтимиш радовалась его возвращению так искренне, что он всё не решался разжать фальшивую улыбку и спросить о главном. Знал — этим вопросом он её расстроит.
И вот добрался, влетел к Уке... Всё было так, как он мечтал.
— Я назвала его... Бату... — нерешительно, не похоже на себя, улыбнулась вторая, любимая жена.
— Я с самого начала верил.
Теперь наконец восторг встречи передался и Джучи.
Он не сразу заметил, что улыбка Уке несколько вымученная... Ждал, что его будут подзуживать... но не подзуживали. Просто и доброжелательно оплетали суетливой заботой. И на Джучи вдруг навалилась непонятная, неуловимая тревога. Почему?
А Бату, успокоившись, дёргал эцегэ за усы.
* * *
Тех, кто голову для поклонов имел, случившееся потрясло. Был опасный враг — и нет его, был всесильный покровитель — и вдруг не стало. Вечное Небо отняло у Великого Теб-Тенгри заботливую душу, прибрало и тело.
Тела этого правда и при жизни под загадочным убранством никто не видел. Иные думали — и нет под просторным халатом ничего. Так или иначе — от шамана не нашли и ремешка... Вознёсся страдалец вместе с медяшками-изображениями зверей, с цепями и треугольными подвесками, шапкой из колец и прочей важной для Вечного Неба мишурой. Куда пропало тело, знали только те двое, что его из юрты ночью выносили. И ещё — сам Темуджин.
Иные из новокрещёных по простоте душевной восклицали: «Господь также во времена оны Мессию на Небо прибрал после распятия. Стало быть, праведник-шаман — в раю».
Боясь языческих властей, старые кераитские священники наизнанку выворачивались, дабы пресечь ручеёк вольнодумия.
Однако те, кто голову на плечах имел не для поклонов, удивлялись другому.
Шаман вдруг всю свою осторожность потерял. В их конфликте с Великим Ханом время на него работало. На границах — почти затишье, добровольцы по буеракам добивают меркитов. Мирные кочевья — сила волхвов, пылающие — слабость. Сидеть бы шаману, не высовываться, сторонников по зёрнышку собирать, тихонько укрывать дезертиров.
А он вдруг — кабаном попёр. Это не в характере шамана, не по его уму и опыту. Ханского брата Темугэ заставил на колени пред ним встать, а после выгнал с позором. Это был открытый и преждевременный вызов, и Темуджин запер душу главного врага в его же плоть переломом гордой спины.
