— Слишком медленно, болото усыхает... нужно крови, больше крови. Иначе — мало обиженных, слишком мало... — бормотал волхв, будто сам себе.
— Ты ведь знаешь, что обиженных уже много... Прислушайся к себе, и ты поймёшь — их уже достаточно для бунта. Настал твой час, Теб-Тенгри. Запомни — завтра болото усохнет. — Пропасти зрачков Маркуза ровно и безжалостно тянули, высасывали остатки воли.
— Да, выступать нужно сейчас... Это так, завтра болото усохнет... — повторил главный волхв.
— Теперь иди... и не забудь: ты не заходил в эту юрту, не говорил ни с кем... Повтори.
— Да, я не заходил... я не говорил...
Выставив, подобно слепым, длинные руки вперёд, всесильный Служитель Неба семенящими шажками поплёлся к выходу. Уке провожала его широко раскрытыми глазами.
Маркуз выглянул за полог — похоже, для того, чтоб убедиться, уехал шаман или нет, — после чего обернулся к заворожённой всем происходящим женщине. Вздохнул... весь дрожа, будто с мороза. И, как срубленный шест, рухнул лицом вниз.
— Сочихел! — завизжала, наконец очнувшись, Уке.
Домашняя рабыня поспешно нырнула в юрту. Вместе с хатун они перетащили безвольное грузное тело Маркуза на ширдэг.
Очнулся Маркуз не скоро... в глазах — мука, как у раненого изюбря.
Спутанные волосы — он никогда не заплетал их в косички — делали его похожим на неряху-богола. Улыбнулся доверительно, по-детски:
— Буду теперь несколько дней глухой и сонный, как ленок на берегу. У тебя ещё остался шулюн, благородная хатун?
В этот миг жену Джучи занимало совсем другое — она не любила неопределённости:
— Что здесь происходило? Кто ты такой, Маркуз, злой дух?
— Для тебя — незлой. Был бы духом — не лежал бы сейчас обсосанной костью.
— Что же теперь будет?
— Теб-Тенгри... как тигр... бросится на копьё хана Темуджина. Это немного рано, но тебе грозила... беда. — Он помолчал, было видно, что не хочет говорить об этом, и вдруг перевёл разговор на другое: — Тебя ждёт разочарование, Уке-хатун. Дети редко похожи на родителей, не вкладывай в Бату так много души. Он может вырасти глупым телёнком — что делать будешь?
— И телята вырастают в быков, — проглотила обиду Уке.
— Быки не возят багатуров в бой, к их могучей груди приторачивают тягловые ремни...
— Это — не последний мой сын, — сказала она, хотя думала говорить совсем не об этом. Спросила снова: — Кто ты такой, Маркуз?
— Скажу — не поймёшь.
— Что же ты хочешь?
— Разве у хамхула-перекати-поля спрашивают, чего он хочет?
