Накануне сватовства отец вызвал Джучи, оповестил... беспомощно так сказал о необходимости этой свадьбы, не по-хански, почти попросил: «Так надо, сынок». Он редко бывал таким, и Джучи тогда не мог ему отказать.
И вот Никтимиш-фуджин стала его женой. Ни красива она, ни здорова. Мало того, что имя Тогрула само по себе — из-за проклятого «теста» — действовало на Джучи, как на жеребца, узревшего волка, так Никтимиш, как и все кераиты, гневит Небо и молится своему Мессии, чем навлекает на его очаг гнев Тенгри... И онгонам уста не намажет. У неё на всё один ненавистный ответ — «грех».
Он уже думал, что окончательно разошлись его дороги с кераитским семейством — свидетелем позора его матушки... но, видно, не судьба. Ведь если известная всем байка про «тесто» — ложь, о чём многие догадываются, то семья Тогрула знает, что это ложь. И может быть, знает правду.
Темуджин, конечно, мог приказать Джучи не кобениться, стукнуть кулаком, зыркнуть жёлтыми глазами, как он умеет, но он попросил. Тон просьбы был такой, мол, «выручай, принуждать не буду, а откажешься — много мне зла причинишь».
Конечно, Джучи перечить не стал. Да и не было у него душевных сил отцу перечить. Так вторично сплелись их судьбы.
Никтимиш, хоть и слыла нездоровой, но сына Джучи родила очень скоро.
— Отец, она творит над ним свои дикие заклинания, прыскает водой, кераитское перекрестье над изголовьем повесила.
— Не препятствуй, сынок. Каждый ищет пути к Небу по своему разумению.
— Я не понимаю тебя, отец, ведь Орду—тайджи, наследник. Как можно?
Темуджин опустил на плечо Джучи свою ладонь с длинными костлявыми пальцами:
— Потерпи, сынок. Волчонок становится волком не от вкуса материнского молока. Ты ещё успеешь приучить его к живому мясу, и тогда он обретёт покровительство Мизира. Наши дети не будут рабами креста. Но потерпи.
Джучи понимал, что по каким-то причинам отец не хочет дразнить служителей кераитского Мессии. И то сказать — сколько их... этих новых строптивых подданных. Но почему не сказать прямо, почему не посвятить сына в свои заботы правителя? Спросить бы... Но так страшно услышать роковое: «Ты мне не сын... и не с тобой откровенничать». И казалось Джучи от избытка неслучайных совпадений, что всё это — неспроста.
Как упрямые быки, волочащие по жизни его неразборную юрту-судьбу, повязаны между собою тайны и его рождения, и отцовского исчезновения, и странного возвращения. А теперь и этой свадьбы, с нелюбой, чужой ему родственницей кераитского хана.
