Полет на спине дракона | страница 29
Джихангир всегда недооценивал чужую недальновидность.
Боэмунд и Даритай. Кечи-Сарай. 1256 год
Руку-то Даритай сдавил, а лицо оставалось настороженным.
— Зачем ты пришёл, Бамут? Укрыться? Знаю, тебя ищут, но и здесь стало кисло. Даже я, — он нажал на это «я», — не смогу тебе помочь. Сижу вот, как кошка под кибиткой в окружении псов...
— И что?.. — Боэмунд усмехнулся... О делах вместо приветствия, в этом весь Даритай.
— А они просто слишком крупны, чтобы под кибитку залезть, и слишком горды. Неладную ты нашёл защиту, анда. Пошли скорее в дом, а ночью я тебя выведу. Ну, — он вдруг запоздало выдохнул и улыбнулся, — рад, рад тебя видеть...
— Я не ищу защиты... разве такое бывало? Напротив, принёс её тебе на ужин, держи... очень вкусно.
И я протянул хозяину блёклую золотую пайдзу с изображением барса. Такую, от которой и духи в здешних местах шарахаются.
— Защита Берке?! Это дал тебе — он?! Нет, всё-таки ты умеешь колдовать. Но почему?
— Ему нужно знать — кто убийца!
— Кого? — насупился Даритай.
— Сам знаешь кого, — резко прервал я вкрадчивым сухим голосом, таким, каким с нами беседует смерть и судьба. — Ты приглашаешь меня в дом или мы так и будем тут переругиваться?..
Даритай всегда отличался кошачьей цепкостью ума...
— Значит... значит, всё-таки...
— Да, да. Это не он.
Уже понимая, что вопрос глупый, Даритай всё-таки не смог удержать свои тонкие губы:
— Ты уверен?
Я даже не ответил, глупо было бы.
Дальнейшая беседа продолжалась уже в доме.
Даритай прихлёбывал привезённое Боэмундом вино с английских виноградников (безвозвратно вымершее столетье спустя, не выдержав противостояния с французским), похваливал то, что пил, и морщился от собственных рассказов. Сегодня он позволил себе сбивчивость. Боэмунд сочувственно кивал, хмурился.
— Я внедрил в ближний круг тургаудов Берке своего соглядатая, необычного: он из Переяславля. Во времена Неврюева погрома коназ Искандер[43], прозванный Невским, вырвал ему язык, а ты знаешь, как любит Верке безъязыких. Вот и взял, беспечный, в тургауды. Впрочем, кто их не любит — безъязыких? Говорил при нём свободно, а зря, — Даритай лукаво улыбнулся, показав мелкие зубы, — память этого человека держит слова, как палка вырезанный ножом узор, а к тому же — он умеет писать. Вот посмотри, какой разговор он мне записал.
Даритай извлёк жёсткий пергамент, расстелил поверх роскошного дастархана:
— Вот что сказал Берке Повелителю