Полет на спине дракона | страница 29



Джихангир всегда недооценивал чужую недальновидность.

Боэмунд и Даритай. Кечи-Сарай. 1256 год


Руку-то Даритай сдавил, а лицо оставалось настороженным.

   — Зачем ты пришёл, Бамут? Укрыться? Знаю, тебя ищут, но и здесь стало кисло. Даже я, — он нажал на это «я», — не смогу тебе помочь. Сижу вот, как кошка под кибиткой в окружении псов...

   — И что?.. — Боэмунд усмехнулся... О делах вместо приветствия, в этом весь Даритай.

   — А они просто слишком крупны, чтобы под кибитку залезть, и слишком горды. Неладную ты нашёл защиту, анда. Пошли скорее в дом, а ночью я тебя выведу. Ну, — он вдруг запоздало выдохнул и улыбнулся, — рад, рад тебя видеть...

   — Я не ищу защиты... разве такое бывало? Напротив, принёс её тебе на ужин, держи... очень вкусно.

И я протянул хозяину блёклую золотую пайдзу с изображением барса. Такую, от которой и духи в здешних местах шарахаются.

   — Защита Берке?! Это дал тебе — он?! Нет, всё-таки ты умеешь колдовать. Но почему?

   — Ему нужно знать — кто убийца!

   — Кого? — насупился Даритай.

   — Сам знаешь кого, — резко прервал я вкрадчивым сухим голосом, таким, каким с нами беседует смерть и судьба. — Ты приглашаешь меня в дом или мы так и будем тут переругиваться?..

Даритай всегда отличался кошачьей цепкостью ума...

   — Значит... значит, всё-таки...

   — Да, да. Это не он.

Уже понимая, что вопрос глупый, Даритай всё-таки не смог удержать свои тонкие губы:

   — Ты уверен?

Я даже не ответил, глупо было бы.


Дальнейшая беседа продолжалась уже в доме.

Даритай прихлёбывал привезённое Боэмундом вино с английских виноградников (безвозвратно вымершее столетье спустя, не выдержав противостояния с французским), похваливал то, что пил, и морщился от собственных рассказов. Сегодня он позволил себе сбивчивость. Боэмунд сочувственно кивал, хмурился.

   — Я внедрил в ближний круг тургаудов Берке своего соглядатая, необычного: он из Переяславля. Во времена Неврюева погрома коназ Искандер[43], прозванный Невским, вырвал ему язык, а ты знаешь, как любит Верке безъязыких. Вот и взял, беспечный, в тургауды. Впрочем, кто их не любит — безъязыких? Говорил при нём свободно, а зря, — Даритай лукаво улыбнулся, показав мелкие зубы, — память этого человека держит слова, как палка вырезанный ножом узор, а к тому же — он умеет писать. Вот посмотри, какой разговор он мне записал.

Даритай извлёк жёсткий пергамент, расстелил поверх роскошного дастархана:

   — Вот что сказал Берке Повелителю