— Ну, что? — нетерпеливо спросила мисс Дженни.
Доктор аккуратно закрыл шкаф, вымыл и вытер руки, подошел, стал над ними и начал торжественно и важно сыпать специальными терминами, упиваясь жесткими словами, слетавшими с его языка.
— Это новообразование необходимо срочно удалить, — заявил он в заключение. — Его следует удалить, пока оно находится в ранней стадии, и поэтому я рекомендую немедленную операцию.
— Вы хотите сказать, что оно может перейти в рак? — спросила мисс Дженни.
— Об этом не может быть двух мнений, сударыня. Исключительно вопрос времени. Запустите, и я ни за что не поручусь. Удалите немедленно, и больному больше не о чем будет беспокоиться. — Он снова окинул старого Баярда долгим ледяным взглядом. — Я удалю это с легкостью. Вот так, — показал он рукой.
— Что он говорит? — спросил старый Баярд.
— Я говорю, что могу убрать это новообразование с такой легкостью, что вы даже не заметите, полковник Сарторис.
— Будь я проклят, если я вам это позволю! — Баярд встал с характерным для него ныряющим движением.
— Сиди спокойно. Баярд, — приказала мисс Дженни. — Никто не собирается резать тебя без твоего ведома. Это необходимо сделать сейчас?
— Да, сударыня. Я бы такую вещь на своем лице даже на сутки не оставил. В противном случае я считаю своим долгом предупредить вас, что ни один врач не может взять на себя ответственность за возможные последствия… Я могу удалить это в течение двух минут, — добавил он, еще раз вперив в лицо Баярда холодный сосредоточенный взгляд. Затем, полуобернувшись, застыл, прислушиваясь к раскатам громоподобного баса, который доносился из-за тонкой перегородки.
— Здорово, сестренка, — говорил бас. — Сдается мне, что я слышу здесь брань Баярда Сарториса.
Доктор и мисс Дженни застыли на месте; дверь тотчас же отворилась, и в комнату протиснулся самый тучный человек во всем округе. На нем был лоснящийся альпаковый пиджак, жилет и черные мешковатые бумажные брюки; складки жира на шее почти совсем закрывали широкий воротник сетчатой рубашки и узенький черный галстук. На его голове, напоминавшей голову римского сенатора, росли густые серебристые кудри.
— Что это с тобой стряслось, черт побери? — пророкотал он, после чего боком пролез в комнату, совершенно заполнив ее своим тучным телом, рядом с которым все остальные люди и предметы стали казаться просто карликами.
Это был доктор Люций Квинт Пибоди, восьмидесяти семи лет от роду, трехсот десяти фунтов весом, обладатель лошадиного пищеварительного тракта. Он начал практиковать в штате еще в те времена, когда весь медицинский инвентарь состоял из пилы, галлона виски и мешочка каломели; он служил полковым врачом у Джона Сарториса и даже после появления автомобиля в любое время суток, в любую погоду отправлялся в любом направлении по абсолютно непроезжим дорогам на кривобокой пролетке к любому белому или негру, который его вызвал, обычно принимая в качестве гонорара завтрак, состоящий из кукурузных лепешек с кофе, а иногда небольшой мешок кукурузы, фрукты или несколько цветочных луковиц и черенков.
