Невольно мысли ее унеслись в семидесятые годы, в жаркий, пронизанный солнцем июль, когда она семнадцатилетней девчушкой приехала в огромный незнакомый город…
В Москве ее ожидали разочарования. Сразу возникла проблема с жильем. У тетки, где она собиралась поселиться, гостили родственники из Запорожья, и комната в коммунальной квартире была набита людьми. Таня сняла номер в гостинице, но через пару дней по протекции теткиной знакомой переехала в общежитие Текстильного института — четырехэтажное мрачного вида здание напротив Донского монастыря. Летом оно пустовало. Студенты разъезжались на каникулы, и в комнатах — часто на птичьих правах — селилась всякая разношерстная публика, в большинстве даже не имевшая отношения к Текстильному институту. Одним из таких жильцов была и Таня.
В комнате, кроме нее, жили еще две молодые женщины. Таня быстро освоилась в новой обстановке, тем более все это продолжалось бы недолго — до осени. В сентябре запорожцы должны были уехать, и Таня рассчитывала переселиться к своей московской родственнице. Но тут ее постигло еще одно разочарование — посерьезнее, чем неустроенность с жильем. Таня приехала в Москву поступать в медицинское училище, о котором мечтала чуть ли не с первого класса. Когда у нее там не приняли документы, поскольку она была иногородней, девушка вернулась в общежитие вся в слезах и расшвыряла по комнате учебники. Ей казалось, что жизнь ее кончена, что двери в медицину перед ней закрыты и у нее нет другого выхода, как вернуться в родную Тюмень и устроиться уборщицей или посудомойкой.
— В твое училище берут только блатных, — сыпала соль на рану Зинаида — толстуха, целыми днями лежавшая на своей кровати в углу.
Обыкновенно Зинаида просыпалась далеко за полдень и оставалась в постели до позднего вечера. Она лежала с распущенными волосами, неумытая, на нечистой измятой простыне, и при этом постоянно что-нибудь жевала, извлекая из стоявшей рядом тумбочки хлеб, печенье, яблоки, плавленые сырки или куски колбасы. Зинаида лежала, зорко следя своими заплывшими жиром глазками за всеми, кто находился в комнате, и вступая в разговор только для того, чтобы кого-нибудь «подколоть». Окончательно она вставала в одиннадцатом часу вечера. Долго причесывалась, одевалась, густо намазывала тушью ресницы и подводила губы, затем отправлялась на четвертый этаж, где жили грузчики и шоферы. Возвращалась она от них, когда Таня уже спала, и всегда приносила с собой свертки с недоеденными остатками «пиршества», которые запихивала в тумбочку.
