– А?
Он довёл до кипения грязно-коричневую жидкость в мензурке, легонько встряхнул, надел очки, и стал вглядываться в густой осадок на дне, похожий на речной ил, и наконец ответил:
– Нет, не всегда.
– А ваш дедушка тоже был натуралистом?
– Понятия не имею. Я его совсем не знал. Когда он умер, я был ещё маленьким.
Дедушка попробовал темноватую жидкость и поморщился.
– Какая гадость!
Видимо, опять ничего не получилось.
– А сколько вам было, когда он умер?
– Лет пять, наверно.
И, предваряя мой следующий вопрос:
– Он умер от ран, полученных в бою с команчами на индейской территории в Оклахоме.
– А наукой он интересовался?
– Да вряд ли. Он торговал бобровыми шкурками и буйволовой кожей, и сомневаюсь, чтобы у него были другие интересы, кроме чисто коммерческих. Процеди это, пожалуйста. Теперь перелей в бутылку и надпиши сегодняшнюю дату. Может быть, со временем эта дрянь улучшится. Хуже она точно не станет.
Я взяла мензурку и процедила жидкость через марлю в одну из бутылочек из-под маминой микстуры. Мама иногда принимала это снадобье, особенно когда мои братья действовали ей на нервы (то есть почти всё время). Я закупорила бутылку и сделала пометку красным восковым карандашом: «1 июля 1889». Потом поставила бутылку на полку, к остальным неудавшимся собратьям.
– Как же тогда вы увлеклись наукой, сэр?
Он поставил мензурку на стол и отвернулся к окну. Как будто вечером через мешковину что-нибудь можно разглядеть. Разве что смотришь снаружи. Помолчав, дедушка ответил:
– Это случилось в сумерки. В 1865‑м. Я помню всё, как будто это было вчера. Да что там, я помню вчерашний день куда хуже. Старость – ужасная вещь, Кэлпурния. Не позволяй такому случиться с тобой.
– Да, сэр. Не позволю.
– Я был командиром отряда мальчишек, собранных со всего Техаса. Отличные наездники, выросли в седле. Они мечтали о кавалерии, но так случилось, что их послали в пехоту. Марши целыми днями. Боже, какие начались бесконечные жалобы, когда они разобрались, что к чему. В жизни не слышал такой замысловатой ругани. Они презирали даже прогулки пешком, не говоря уж о пеших переходах. Но, несмотря на протесты, надёжней ребят я не встречал.
Солнце садилось. Это было в апреле. Мы разбили временный лагерь на реке Сабин. Разведчики как раз возвращались, и я вскинул руку, подавая сигнал. И тут случилась удивительная вещь – что-то ткнулось мне в ладонь. Я непроизвольно сжал руку и ухватил что-то маленькое, тёплое, меховое. Это была летучая мышь. Оглушённая, лежала она у меня на ладони.
