Вы говорите, что не начинали войну? Лукавите! Ведь не мы выходили в центр города, устраивали сортир рядом с кухней, распевали кровожадные песни, скандировали русофобские и антисемитские лозунги, жгли всё, что горит. Не мы осёдлывали бульдозер и швыряли в украинцев «коктейлями Молотова». Это делали вы.
Но если бы я приехал в закарпатское село или городок подо Львовом, вооружённый битой или арматурой, стал бы махать ею, пробивая западенские черепа – допустим, – валя одного, второго, третьего, выкрикивая при этом священные лозунги – не придерёшься, – вы бы, наверное, разозлились.
Вам – можно, а мне – нет.
Конечно, у вас был повод. Наверное, тот же, что давал вам право в 2004 году маршировать по улицам Одессы, Днепропетровска, Севастополя, уродовать памятники, музеи, распевать гимны ненависти, избивать горожан. Но, простите, мы вас приглашали? Просили рассказывать, как нам жить? Не припомню.
А вот оранжевые и красно-чёрные знамёна, портреты Степана Бандеры, скандирования «Русским – смерть!» (кстати, если что, то мы – украинцы), обещания тогдашней фюререссы поставить Севастополь на колени, Одессу утопить в Чёрном море помню. Мы все помним. И часто воспоминания ноют, как переломанные кости. Ноют вот уже двадцать с лишним лет. Такие мы – неподдающиеся дрессировке.
Поэтому – никаких обид. Просто мы – разные. У вас – хата с краю, у нас – соборность. Мы называем улицы в честь Пушкина, а не Дудаева. У нас – фабрики и заводы, у вас – хутора и колыбы. Мы не готовы канонизировать ОУН-УПА и поклоняться Степану Бандере. Мы не презираем, как вы, всё русское. И, в общем-то, настороженно идём в Европу. Мы – другие. Такие уж уродились. И это – наше право. Не значащее, что мы не можем жить вместе.
Но двадцать с лишним лет украинской независимости вы хотите переделать нас, подмять под себя, изменить. Вы переписываете нашу историю. Запрещаете наш язык. Издеваетесь над нашими предками. Унижаете нас. И после этого говорите, что не начинали войну?
Вы же видели этот кадр (а может, участвовали лично): с бойцом «Беркута», которому выбили глаз? Течёт кровь, человек едва дышит, кто-то кричит: «Скорую, вызовите скорую!», но за кадром равнодушным голосом обрывают: «Никакой скорой. Это заложник». И другие снимают, как умирает человек, украинец.
Как и того бойца «Беркута», вы взяли нас в заложники. На двадцать с лишним лет. И назвали это украинизацией. Хотя мы были украинцами не меньше вашего. Теперь же начались пытки, замаскированные под битву за свободу. Но нам кажется, простите, что мы и так свободны не меньше, чем вы.
