Признаться, она не ждала ответа, но делец без тени смущения озвучил сумму. От потрясения Шарлотта едва не рухнула во всамделишный обморок. Не верилось, что кто-нибудь в здравом уме способен выложить подобные астрономические деньги за фарфоровую безделушку. Ей понадобилось некоторое время, чтобы оправиться от финансового шока.
— Разумеется, это не мое дело, но вам действительно так нужна эта вещь? Почему бы вам взамен не приобрести что-нибудь практичное, блестящее, хромированное.
Кажется, он был малость сбит с толку.
— О. Например.
— Кухонный комбайн. Или кофеварку.
— Да, пожалуй… но вы бы попробовали убедить в том мою сестру. Она славная, прелестная девчушка, но малость повернута на коллекционировании никому не нужных, очень редких антикварных вещиц. Если она не получит свою сахарницу, то снимет с меня семь шкур.
При взгляде на его суровое лицо не верилось, что кто-то может провернуть над ним такую процедуру.
— Ох… если это так важно… я пойду, поищу леди Милфорд. Точно не знаю, но, кажется, она может быть в парикмахерской. Вы подождете десять минут?
— Да. Постойте-ка.
Шарлотта приостановилась, любовно прижимая к груди в розовой форменной блузке здоровенные, острые, будто турецкие сабли, садовые ножницы.
— Странно, конечно, и, в принципе, не имеет никакого отношения к делу, но вы так и пойдете — с ножницами? — сказал он.
— Да. Лучше прихвачу с собой, а то кругом столько ненормальных бродит…
— Я нормален, — сказал он очень убежденно.
— Я вам верю, только, знаете, вот именно так все ненормальные и говорят.
— Тоже справедливо, — сказал он.
Шарлотта решила прекратить этот странный разговор, мило улыбнулась и отправилась за Серафиной. Та и впрямь оказалась недалеко — двумя этажами ниже, у своего парикмахера, который при помощи горячих щипцов и лака приводил в живописный беспорядок ее белоснежные локоны.
— Что-то случилось? — спросила она, глядя на Шарлотту огромными, лучистыми, будто у эльфа, прозрачными глазами.
Леди Милфорд была существом двадцати лет от роду, сладостным, как большая-пребольшая порция взбитых сливок. Одевалась Серафина всегда в персиковое, белое и золотое, любила мятные карамельки, играла на арфе, называла мужа папулечкой. Надо ли упоминать, что юное, невинное, обворожительное создание отличалось редкостной глупостью и вздорным нравом. Зная о том, Шарлотта старалась лишний раз не раздражать ее.
— Простите за беспокойство, леди Милфорд.
— Нет, нет. Я рада, что ты зашла, а то я здесь умираю со скуки. Присядь, расскажи мне что-нибудь интересное.
