– Как это? – изумился Игорь.
– Да просто очень. Вот я, например. Жил при Советах скудно, но сносно. Воевал с немцами в империалистическую, в Гражданскую служил в артиллерии. Но потом пришли фашисты. Поначалу плели что-то про какой-то новый порядок. Но меня это не заботило. А знаешь, что меня заботило, лейтенант?
Игорь ничего не ответил, лишь переступил с ноги на ногу.
– Вижу, что не знаешь… А заботила меня всегда семья! Когда немцы обстреливали город, они… они покалечили мою внучку, моего самого любимого человека!
Лейтенант с изумлением наблюдает, как старик мгновенно поменялся в лице и теперь едва ли не плачет – вон как губы трясутся! – хотя минуту назад был готов изрешетить его на пару с Семеном.
– Покалечили! А наши войска, наша доблестная Красная Армия, – старик сплюнул, – сдали город без боя! И мы все остались врагу на милость.
– А почему не ушли вместе с армией?
– Куда, лейтенант? С покалеченным ребенком далеко уйдешь? – Захарыч отмахнулся. – Да и идти некуда. Думали, переждем фашистов, отсидимся. А они нагрянули… Все вытащили! Даже иголки и те уволокли, аспиды! Да еще и пригрозили – если работать на них не станем – перестреляют всю семью.
Старик вздохнул, вновь глубоко затянулся, выпустил густое облако дыма, потеребил белую повязку полицая на предплечье.
– Вот так и служу им, немчуре проклятой. Да еще и этих, – Захарыч кивнул на трупы своих бойцов, – урок тупоголовых дали в подчинение.
– Может, вас и заставили, только зачем вы крали у своих? – бросил Игорь, он вновь почувствовал, как растет раздражение к этому типу внутри.
Может, рискнуть и накинуться на него, а Сема пособит, пронеслось в голове у Протасова. Но он тут же отказался от такой идеи – ствол пистолета-пулемета смотрит то на него, то на Семена. Лишнее движение и получишь очередь в живот.
– Зачем же красть, да еще и у своих, да еще и у окруженцев? – повторил Игорь. – Они ведь и сами с голода пухли!
Захарыч зло прорычал, с силой бросил окурок о землю, в сторону разлетелись крохотные искорки.
– А то, лейтенант, что у меня у самого дома все пухнут! – заорал вдруг старик, МП в руках задрожал. – Вычистили ведь немцы все у нас, до последней крохи вычистили! Вот и пришлось подворовывать у своих же…
– Но ведь можно было бы попросить… – вставил свое слово Семен. На него тут же зло зыркнул Захарыч, дуло вновь уперлось в грудь.
– Совестно!
– А воровать, значит, не совестно?! Таки даже в тюрьме воры у своих и то не крадут!
