Редакционные заметки и примечания к журналу «Ясная Поляна» и к книжкам «Ясной Поляны» | страница 7



был понятен чтецу из народа.

Мы убеждены, что все потребности народа законны, что добро присуще человеческой природе, и что народ точно так же нельзя поучать, как и нельзя испортить книжками. Мы знаем только, что нравственные убеждения слагаются из всех элементов жизни, и что умственная работа есть один из самых плодородных элементов образования нравственных убеждений, и потому только считаем полезным чтение, как лучшее средство для умственной работы. Какое это должно быть чтение и как оно должно действовать на народ, мы не только не знаем, – не признаем за собой права знать и такое мнимое знание считаем величайшей дерзостью, пораждающей только ошибки и напрасные траты сил, могущих быть лучше употребленными.

Уже давно в Европе и у нас пишутся книги для поучения народа труду и смирению (которого терпеть не могут поучающие), а народ, по-старому, читает не то, что мы хотим, а то, что ему нравится: читает Дюма, Чети-Минею, Потерянный Рай, путешествие Коробейникова, Францыля Венциана, Еруслана, Английского Милорда – и своим особенным путем вырабатывает свои нравственные убеждения. И все предположения о том, как такая-то и такая книга должна подействовать на народ, оказываются ошибочными: один читает Чети-Минею и делается фанатиком, другой, читая ту же Чети-Минею, делается неверующим; один, читая Дюма, портит себе вкус, другой получает любовь к хорошему чтению. Ежели бы те самые люди, которые соболезнуют о том, что народ читает Францыля Венциана, спросили себя по совести, как дошли они до своей любви к хорошему чтению, они, верно, признались бы, что большой доле своего развития они обязаны тем самым книгам, которые они теперь считают дурными. Точно так, как нельзя убедить юношу, что пить вино вредно и что любовь есть бред пустой, – точно так же нельзя убедить народ, что книжки нужно читать только полезные и серьезные. Мужик платит гривенник за книжку и потому требует, чтоб ему дали то, что ему хочется, а не то, что хочется воспитателю народа. Бояться же за то, что народ испортится от того, что в него попадется книжка, которая нам не нравится, было бы всё то же, что бояться, чтобы вода Волги не испортилась оттого, что в нее впадет серный ключ. Отчего в нашем классе мы не ропщем на то, что писатели отвечают на наши требования? Ежели мы любим чувствительное, – они дают нам чувствительное, мы обличительное, – и с радостью приветствуем обличителей. Почему же для этого сфинкса-народа не должно предложением отвечать на требование? Почему мы для себя считаем хорошим писателем того, который нам нравится, а для народа считаем хорошим писателем того, который нам, а не народу нравится? Ежели народ хочет читать Английского Милорда, то какое мы имеем право жалеть об этом и предлагать ему сочинения о том, какие, по нашему мнению, нужны для народа добродетели? Ежели мы не умеем или не любим отвечать на требования народа, то, казалось бы, проще всего нам отвернуться от этого неразумного народа. Ежели же ужь мы во что бы то ни стало хотим образовать этот несчастный народ, то дадимте ему то, что он требует. Ежели нам кажется, что