Вернувшись на шоссе, я дошла до резкого изгиба дороги у начала озера. Из-за поворота вынырнули серые «Жигули», а вскоре на велосипеде в сторону деревни проехал, обогнав меня, местный звонарь Ремигиус, большой и молчаливый человек. Почти каждый летний день он проходил мимо нашего дома с огромной косой и церемонно кивал дачникам в знак приветствия. Велосипед быстро скрылся из виду, а вскоре показалась деревня, тянувшаяся примерно с километр по обе стороны от шоссе.
В середине деревни на высоком холме стоял деревянный костел, рубленный топором, сбоку от него высилась деревянная же колокольня с медными барочными колоколами и виднелись хозяйственные постройки, а за костелом в маленькой часовенке стояла красивая деревянная скульптура скорбной мадонны работы местного скульптора. Перед холмом, на месте давно исчезнувшего дома скульптора, высился корявый деревянный столб, увенчанный резной лирой — памятник двум братьям-музыкантам, его сыновьям, а справа от холма за кудрявой зеленью желтых акаций прятался вход в турбазу.
За турбазой слева от шоссе тянулся ряд домов, и наш большой деревянный дом с четырьмя крыльцами по разным сторонам света издали выделялся высоким коньком на крыше с двумя резными конскими головами.
Миновав маленькое здание школы, я увидела у входа в сапожную мастерскую волосатого типа по фамилии Виелонис, которого следовало бы обойти, что я и сделала, перейдя на другую сторону шоссе к почте, а потом я еще раз перешла шоссе и оказалась у гигантской старой сосны, под которой остервенело дрались двое тинейджеров городского вида.
На хозяйском крыльце стояла хозяйка дома Жемина, крепкая и ладная сорокапятилетняя женщина, уверенно ходившая по своей земле. Она родилась здесь же, неподалеку, и дальше райцентра никогда не выезжала, поскольку у нее всегда были дела в Пакавене. Райцентр служил ей столицей мира, а республиканская столица представлялась уже небесной империей. К виртуальному миру чужих городов и весей она относилась крайне недоверчиво, и единственным вещественным доказательством его возможного существования считала своих квартирантов, исчезающих в конце лета в никуда.
— Мы давно тебя ждем. Твой багаж уже отнесли наверх. Новости потом расскажу, — сказала она, обнявшись со мной, и ушла на турбазу подметать туристический мусор, не носивший еще тогда яркого и привлекательного облика, появившегося в последующие годы перестройки. Тетка занимала на первом этаже две комнаты и небольшую терраску с газовой плитой, обеденным столом и выходом в сторону шоссе. В большой комнате находился хмурый Виктор Васильевич, а в маленькой тетка сидела у изголовья постели моей двоюродной бабушки Евгении Юрьевны.
