Том 4. Наша Маша. Литературные портреты | страница 73
Пробую листать дальше. Нет!
– Хочу смотреть теть убитых. Тетей голеньких давай смотреть.
Приходит мама, она и маме рассказывает, как дяди на лошадках, «нехалесые», убили тетей.
И через двадцать минут, когда уже смотрим Клода Моне:
– Найди тетей сломанных.
– Где они?
– Далеко. Вот здесь.
И показывает, в какую сторону нужно листать.
. . . . .
Впечатлительна. Чувствительна.
Когда мама рассказывает ей про волка и семерых козлят и доходит до того места, где волк съедает козлят, она каждый раз слышит:
– Не надо! Не надо! Мамочка, не надо!
И если мама все-таки досказывает сказку, Машка плачет горькими слезами.
Дурных концов она вообще не терпит. Об этом я уже писал.
Мама читала ей какую-то современную сказку про горошину, которая попала в детский сад к детям, а те зарыли ее в землю… В этом месте Машка начинает кричать:
– Не надо! Не надо!
Вероятно, тут (и это ошибка автора) виноват неуместный антропоморфизм. Ведь мы с Машкой «сажали» на даче и абрикос, и вишню, закапывали в землю косточки, а Машке и в голову не пришло пожалеть их. А горошина из книжки думала, говорила, бегала, она была живая, и вдруг ее – в землю!
Горошина эта не дает Маше покоя.
Вчера, когда ей так плохо засыпалось, она говорила матери:
– Мамочка, горошину не зароют? Я не хочу… не хочу, чтобы ее – в землю.
. . . . .
Стал шутя пороть Машку, хлопать по попке. Мама говорит:
– Пожалуйста, не делай ей перед сном такой массаж.
И стала «спасать» Машку, отбирать ее от меня. А Машка отбивается от мамы и кричит:
– Хочу массаж! Хочу массаж!..
22.10.59.
Утром я позвал ее: приделывали электрический фонарик к велосипеду. Ах, сколько радости может доставить такая пустяковина трехлетнему человеку! Бегала, ликовала:
– Бабушка! Бабушка! Посмотри!..
24.10.59.
Третьего (или четвертого) дня бабушка ходила в аптеку. Вернулась, о чем-то громко говорит Маше, и вдруг слышу радостный Машкин голос:
– Папа! Папа! Алеша! Алешенька! Там снег! Там снег был!
Ворвалась ко мне:
– Снег был! Алеша, снег был!
– Где?
– На улице снег был.
Потом убежала. Слышу – в столовой передвигает стулья. Понял, что не может не посмотреть на снег. Так и есть: вскарабкалась на стул и смотрит.
. . . . .
– Хочу твою книжку почитать.
– Какую книжку?
– «Амба-Хамба».
– Какую?
– «Амба-Хамба»!
Не сразу я понял, что так трансформировалось немецкое «Bruderchen Vierbein». Но теперь эта книга так и называется у нас: «Амба-Хамба».
За окном зима. Белые-белые крыши, белые полоски на карнизах, на трубах, на всех выступах…