Все это мы испробовали: покачались на качелях, покатались в лодке, посидели под шапкой гриба-мухомора. И никто нам не мешал, никто даже в окошко не выглянул, хотя все окна были освещены и за ними, ясно, находились люди.
Вышли мы с этого двора тоже не совсем обычным, скорее даже сказочным, образом: вошли в какой-то подъезд, поднялись по ступенькам, свернули куда-то и оказались уже на другой, Кронверкской улице.
А на улице Мира мы стояли минут десять у огромных окон типографии. Я поднимал Машу, и она смотрела, как дяди и тети печатают книги и плакаты.
Заходили в магазин электротоваров. Купил Маше батарейку для фонаря. Еще в Разливе обещал ей приделать к ее велосипеду фонарик. Теперь приделаю.
Легла Машка сравнительно рано – в десятом часу. И сравнительно быстро заснула. Помогла этому предложенная папой перестановка кровати. Поставили ее так, как она стояла в Разливе, то есть лицом к двери, ведущей в столовую. Машке удобнее смотреть и не приходится выкручивать шею.
. . . . .
Разоблачал ее вчера перед «кварцем». Снимаю чулки. Она говорит нечленораздельное что-то. Я переспросил:
– Что?
– Не будешь влать?
– Не буду врать?
– Влать! Влать ты не будешь?
– Врать?
– Влать! Да влать! Не будешь влать?
– Врать нехорошо.
– Вла-а-а-ать!
И, отчаявшись сговориться со мной, отказывается от дальнейших попыток:
– Я не можу сказать.
И все-таки делает еще одну попытку:
– Не лазолвешь?
Это все-таки здорово! Так быстро, на ходу найти другое слово, другую форму глагола.
– Что?! Не буду я рвать? С какой стати я буду рвать твои чулки?!
10.10.59.
Машка весь вечер порывалась ко мне. Мама очень смешно изображала, как она, торопливо закончив ужин, вскакивает и с безупречной вежливостью благодарит всех присутствующих:
– Спасибо, мамочка. Спасибо, бабушка. Спасибо, тетя Минзамал. – И сразу поясняет: – Иду к Алешеньке.
Вежливость и прочее – чтобы не осложнять отношений с близкими, чтобы ускорить визит к Алешеньке.
. . . . .
Мама уложила Машку в кроватку. Машка, обхватив маму за шею, на ухо ей:
– Мамочка, почему ты не маленькая? Со мной бы лежала в кроватке…
12.10.59.
Обезьяна она невообразимая. Мама жаловалась при ней, что у нее болит поясница.
Машка заявляет:
– У меня тоже болит поясница!
– Да? Поясница болит? А где она у тебя?
– Не знаю.
Через минуту:
– Мама, а где у меня поясница?
. . . . .
– Мама, ты любишь дождь?
– Да, люблю.
– Я тоже. Давай лизать?
И языком пытается слизнуть со щеки и с верхней губы дождевые капли.
. . . . .
Это уже не о Маше, а о Машиной бабушке. Внемля нашим просьбам и уговорам, бабушка пытается быть строгой с Машей. Особенно в нашем присутствии.
