— Нет, — возразил Венсан с оттенком нежности, — мне нравится твой голос, он такой вызывающий, непочтительный.
— Уж ты скажешь.
— Твой голос — это отражение тебя самой. Ты тоже особа непочтительная и вызывающая!
Юлия, которой пришлись по вкусу речи Венсана, говорит:
— Так оно, наверно, и есть.
— А эти людишки — сплошная погань, — замечает Венсан.
— Разумеется, — соглашается она.
— Типа «ты — мне, я — тебе». Буржуйчики. Ты видела Берка? Ну и кретин.
Она целиком и полностью согласна. Эти люди вели себя с нею так, словно она была невидимкой, и все, что можно было услышать о них дурного, доставляло ей удовольствие, она чувствовала себя отмщенной. Венсан казался ей все более и более привлекательным: что за милый парень, простой и веселый, не то что эти буржуйчики.
— Я горю желанием, — заявляет Венсан, — устроить здесь настоящий бардак…
Это звучит внушительно, как призыв к бунту. Юлия улыбается, ее так и подмывает захлопать в ладоши.
— Пойду принесу тебе виски, — говорит он, направляясь в другой конец холла, где находится бар.
Тем временем председательствующий закрывает заседание, участники конгресса шумно вываливаются из зала и заполоняют холл. Берк подходит к чешскому ученому.
— Я был так потрясен… — он намеренно запнулся, давая понять, как трудно подобрать достаточно точное определение жанра произнесенной чехом речи, — …вашим… свидетельством. Мы склонны слишком быстро многое забывать. Хочу вас заверить, что принимал близко к сердцу все, что у вас происходило. Вы были гордостью Европы, которая не имеет особых оснований гордиться собой.
Чешский ученый делает неопределенный жест протеста, долженствующий свидетельствовать о его скромности.
— Нет, нет, не протестуйте, — продолжает Берк. — я говорю то, что думаю. Вы, именно вы, интеллектуалы вашей страны, выражая упорное сопротивление коммунистическому нажиму, выказали мужество, которого так часто не хватает нам, вы проявили такую жажду свободы, я бы сказал даже — страсть к свободе, что стали для нас примером для подражания. И еще мне хотелось бы вам сказать, — добавил он, придавая своим словам оттенок дружеской фамильярности, — что Будапешт великолепный город, такой живой и, позвольте мне это подчеркнуть, такой европейский.
— Вы хотели сказать — Прага? — робко осведомился чешский ученый.
Ах, эта чертова география! Берк понял, что оказался в глупейшем положении, и, подавив раздражение, вызванное отсутствием такта у своего коллеги, сказал:
