Закольев тем временем сел на коня, а Королёв, напротив, снова спешился и, вытянув из ножен кинжал, подошел к Сергею, все еще лежавшему в беспамятстве.
— Оставь его, - бросил Закольев - Пусть себе живет.
Я хочу, чтобы он жил и помнил.
— Ты заимел себе врага на всю жизнь, и я тоже, — ответил Королёв. — Человек, которому нечего терять, опасней любого зверя. Проще его сразу убить, пока он не надумал, как с тобой можно поквитаться.
— Да он слабак, и дурень к тому же, — резко оборвал его Закольев, видя, что остальные внимательно наблюдают за самоуправством Королёва. — Таких бояться нечего. Ты и без того достаточно напартачил сегодня, хватит!
Это была не просьба — а атаман даже просьбы никогда не повторял дважды.
Королёв с сомнением покачал головой, но перечить не стал. Вернувшись к своему коню, он спросил:
— Атаман, а почему он звал тебя Дмитрий Закольев?
— Такое у меня было имя когда-то в молодости, — ответил тот. Затем он обратился ко всем своим людям, и к тем тоже, кто, прихрамывая и стеная от боли, пытался взобраться в седло.
— С этого самого дня Грегора Стаккоса больше нет! И чтоб впредь никто этого имени не произносил. Запомните этот день — теперь я снова Дмитрий Закольев, но для вас я по-прежнему атаман и никто другой. Шашки наголо те, кто со мной!
Все выхватили сабли из ножен и подняли их вверх, над головами. Не сразу, но то же сделал и Королёв.
Закольев и его люди развернули лошадей и поскакали прочь с луга. Глянув последний раз на неподвижно лежавшего Сергея Иванова, вслед за остальными поскакал наконец и Королёв.
Сергей судорожно вдохнул, и словно мутной волной его выкинуло назад, в мир реальности. В мир, который начался для него с леденящих кровь криков птиц. Медленно подняв тяжелую, словно свинцовую голову, он увидел этих птиц — они слетались к останкам его жены и сына, которые так и лежали на окровавленной траве.
Он с яростным криком бросился на птиц, размахивая руками, погнался за ними — и понял, что он не может, просто не в состоянии сейчас заставить себя смотреть на своих... что просто боится вернуться к тому, что Закольев оставил ему от его семьи.
Нужно похоронить их, сказал он себе. Как безумный, Сергей стал рыть землю руками, стараясь поскорее предать земле дорогие ему тела. Однако твердая, высохшая на солнце почва отказывалась поддаваться, и он все скреб ее окровавленными пальцами, но лишь сорвал ногти.
Он не смог спасти своих близких и не может даже похоронить их по-человечески. В бессильном отчаянии он начал бить землю кулаком, затем без сил прижался к ней грудью.
