— Мам. — Долгое молчание. — Ты можешь вспомнить папино лицо? Я похож на него?
— Тот день, когда ты уйдешь, станет днем, когда он навсегда меня покинет.
— Никто не собирается уходить.
— Почему с самого рождения, Джим, ты такой беспокойный?.. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь двигался так много, только во сне. Обещай мне, Джим. Куда бы ты не уходил, возвращайся и приводи с собой кучу детишек. Пусть они бегают, шумят. И позволь мне понянчиться с ними, когда-нибудь.
— Вот уж не собираюсь вешать на себя такую обузу.
— Ты хочешь разбогатеть, Джим? И все-таки, я думаю, тебе придется взвалить на себя обузу.
— Ни за что.
Он посмотрел на мать. Лицо ее носило следы долгих и давних страданий. Под глазами залегли темные тени.
— Будешь жить и нести свою ношу, — сказала она из ночного сумрака. — Но когда придет время, скажи мне. Попрощайся со мной. Иначе я не могу позволить тебе уйти. Было бы ужасно, если бы ты ушел, не простясь.
Неожиданно она поднялась и опустила оконную раму.
— И почему это мальчишки любят распахнутые окна?
— Потому что кровь горячая.
— Кровь горячая… — повторила она, одиноко стоя у окна, и добавила. — Это история о всех наших горестях. Только не спрашивай почему.
Дверь закрылась за ней.
Оставшись один, Джим вновь поднял раму окна и выглянул в совершенно ясную ночь.
Буря, подумал он, ты там?
Да.
Чувствует... далеко к западу… парень что надо, быстро бежит по просторам земли!
Тень громоотвода пересекала дорогу.
Джим жадно вдохнул холодный воздух, и неожиданная радость охватила его.
Почему, подумал он, почему я не заберусь наверх, не выломаю, и не сброшу его вниз?
И потом посмотрю, что случится?
Конечно.
И потом посмотрю, что случится!
Как раз после полуночи.
10
Шаркающие шаги.
Вдоль пустынной улицы шел торговец громоотводами, рука в бейсбольной перчатке помахивала почти пустой кожаной сумкой, лицо было спокойно. Он завернул за угол и остановился.
Словно сделанные из мягкой бумаги, белые ночные бабочки бились в окно пустого магазина, будто старались заглянуть внутрь.
В окне на козлах для пилки дров, словно большая погребальная лодка из сияющего стекла, лежал громадный кусок льда Аляскинской холодильной компании.
И в этот лед была впаяна самая прекрасная женщина в мире. Улыбка медленно сползла с губ торговца громоотводами.
В сонной холодности льда эта женщина цвела вечной молодостью, подобно существу, погребенному под снежной лавиной тысячу лет назад.
Она была прекрасна, как предстоящее утро, и свежа, как завтрашние цветы, она была прелестна, как любая девушка, когда мужчина, закрыв глаза, видит ее лицо, словно драгоценную камею, проступившую изнутри на его веках.
